То «заика», то «золотуха»

22
18
20
22
24
26
28
30

И, снова же включив видео, до этого же какое-то время всё же попридержав его на «паузе», чтобы и всё, всех и вся же более-менее «подготовить» — к крайнему и тут же последнему, финишному рывку, я ухмыльнулась и, обведя «взглядом» телефона аудиторию, начала — вновь с парней, после чего — перешла на тела девчонок у двери… и, наконец, закончила — брюнетом у стены; воспользовавшись ещё и моментов, ненадолго к нему и поближе же подойдя, забрала у него телефон! И, вытащив таки его же сим-ку из него, тут же сломала её; а чёрный гаджет с яблочком — прибрала себе: в задний же правый карман джинс — под рукоятью, а и не дулом пушки. И вновь затем — подошла к шатенке!

— Какой казус, а… Надо же!.. «Студентка» и… «Протекла»! Что же ты так, м?.. Не следишь за… «этим» делом?! — Хриплый и надсадный смех вырывается из моей глотки, пока я опускаю камеру от лица заплаканной девчушки к её же ногам, засняв и во всей же красе — тёмно-бордовое пятно на внутренних сторонах её бёдер, широко же при этом ещё и улыбаясь-скалясь. — Какой позор! Да… Попасть в её ситуацию — неприятно, правда? — Кивает и сильнее прежнего всхлипывает-кашляет. — Я знаю — как помочь тебе: избавиться от… «этого». Могу подсказать! — И ведь самая что ни на есть «надежда» — зажигается в её карих глаза. А мне вдруг и совсем уже становится ненавистен — этот цвет. Ведь и мало того, что меня тошнит от неё — от самой себя! У меня же — точно такой же цвет и главное «размер» глаз! — За моей спиной, в самом дальнем углу аудитории, открыто окно, в которое вы так часто и так «беспалевно» — курили, твари, свою «дрянь»! Поднимись на подоконник — и спрыгни с него! — Её «отвратительные» глаза вмиг расширяются — в шоке и ужасе; и она уже — качает головой, автоматически ещё и делая резкий шаг назад от меня, пытаясь защититься. Но и лишь забывает, что дальше — только доска и бетонная стена: и с размаху бьётся головой — об них! — Или я сделаю ещё одну дырку — в твоём теле… Быстро и чётко! Чёт-но… Но вот только и совсем же не факт, что ещё — и «безболезненно»! — И она закусывает свою нижнюю губу, опустив голову и своё же заплаканное лицо к полу. Неужели — взвешивает все: «за» и «против»? Она умеет — думать?! Прям открытие за «открытием»! И, после короткого молчания, прерываемого лишь тихими стонами и таким же хлюпаньем, она мельком кивнула, так и не посмотрев ни на кого и ни на что и, обойдя меня, двинулась к окну! А нам моём же лице и губах, тем временем, расцвела удовлетворённая улыбка; и, подняв телефон с включённым видео повыше, я, наконец, повернулась в её сторону, чтобы заснять всё — в мелких деталях и таких же «мелочах»! С помощью стула — она становится на подоконник; и с пару секунд ещё — смотрит вниз. Задерживает дыхание. Выпускает… Сжимает кисти рук в кулаки и… тут же разжимает. Нервно заламывает пальцы… Повторяет это действие — вновь и вновь. И вдруг… Её руки — падают по швам. И, закрыв глаза, посильнее зажмурившись, она делает шаг вперёд, наружу и… исчезает! Пока и я же всё не спеша — следую за ней: не только и по пятам, но и, прикрыв глаза, с упоением ориентируюсь на звук и «считаю секунды». На счёт «пять» — слышу женский визг. После — мужские крики о помощи! И, на цыпочках таки обойдя парней, подойдя, наконец, и к окну, я выставляю телефон наружу-улицу, ловя объективом разбитое и сломанное тело — в луже собственной же крови; как прохожие суетятся — вокруг него-неё, как «муравьи», прося, а там и «требуя» скорую и… захлопываю же окно!

Вернувшись к оставшимся, предусмотрительно переступив через трупы и лужи крови, с грустью отметила, что аккумулятор телефона вот-вот сядет — и, в уже спешном порядке подойдя к мальчикам, встала за спиной одного из них, тяжело вздохнув. Несмотря ни на что — они были самыми лучшими… моими марионетками. Касаюсь стволом пистолета затылка брюнета — и сразу же спускаю курок! Никакого «обратного синдрома» — только «личное». Два раза! Один… Ноль. Чтоб… Наверняка. И не «спасти»! Блондин — жалобно простонал и взвыл, отчего его рот ещё больше раскрылся, до прямо-таки и невероятных размеров, и упал, накрывая своим телом тело брюнета! Вовремя отскочив, я навела на них камеру телефона, записав: как при падении на первого же — второй ударился шеей о стоящий перед ним стол и, свернув шею об него, в ту же секунду умер! Ох… Его смерть была — самой мучительной! Вначале — получив пулю в коленную чашечку. После — в пах. А затем — и сломав шею о стол… Он страдал — больше всех! «Всех» — умерших от выстрела и потери крови. Справедливо ли? А что такое — «справедливость»? То же — что и «жизнь», м! «Сложное» понятие. Не для «принятия»!

И, вновь же осмотрев, так и «этак», аудиторию, как в последний и уже без «как» раз, я выключила камеру и, убрав телефон окончательно в рюкзак, подобрала и его, параллельно ещё спрятав в него и оружие, и направилась на выход, обходя, «как некрестный ход», и переступая, словно бы и собственный же «прыжок неверы», через всех! Затем закрыла дверь «с обратной стороны» на ключ — и спустилась по лестнице на первый этаж. Но и после же чего — ещё на один пролёт. Нулевой «пациент»! И «пожарный выход» — под лестницей: с белой деревянной дверью и красным же глянцевым квадратом на нём — с наклейкой-изображением белого огнетушителя! Присев у неё, я вновь сняла и открыла рюкзак, изъяв из него белый баллон с газом, и кинула его на пол. Потом — открыла белую бутылку с яркой же красной этикеткой, жидкость для розжига костров, и быстро облила ею баллон! Затем встала, подобрала рюкзак и, ведя дорожку прозрачной жидкости за собой, прошла к семинариантам со второго, не главного входа, так сказать и замкнув круг, а и точнее «квадрат» и вернулась к пункту охраны и самому же выходу уже непосредственно из самого здания, встретив всё тех же старичков с осунувшимися и дряхлыми лицами, но и всё с такими же светлыми чертами их, лишь немного подёрнутыми паутиной морщин — на высоких смуглых лбах и у уголков глаз, у мужчины — голубых, немного и косящих одним левым, а у женщины — светло-карих, и с такими же светлыми, почти и белыми короткими ресницами и широкими бровями; не говоря уж и за морщинки у полных губ — под узкими и чуть вздёрнутыми носами, переходящими на лишь ещё и слегка полноватые щёки и округлые ровные подбородки.

— Вам лучше — уйти отсюда: у меня к вам — претензий нет… Надеюсь, и у вас!

И, продолжая как ни в чём не бывало выливать содержимое бутылки, я перепрыгнула через турникеты и, лишь на миг остановившись, развернулась, чтобы затем отбросить её куда-то в сторону и, изъяв коробок спичек из рюкзака, зажечь одну из них. Ну а после, с широченной же улыбкой от уха до уха, кинула её — перед собой! И стоило мне лишь вновь развернуться, пройти тамбур-предбанник и переступить через порог, как раздался оглушительный взрыв моего газового баллона! Затем — ещё один. И ещё… После нескольких таких взрывов — взорвался и основной, главный баллон, установленный заблаговременно, как и прочие — «по углам», только и этот — ровно посередине аудитории и «под столом», где и шёл семинар… у всего же четвёртого курса! От силы взрыва, как и последовавших же затем, да и предшествующих же ранее «взрывов» — стены здания буквально вылетели, рассыпавшись на куски. За ними — повылетали и стёкла, раскрошившись на осколки. И последним аккордом в этой симфонии — стал потолок, а и точнее «крыша», которая обвалилась, как у карточного домика или, и лучше, «последняя доминошка», накрывая собой — всё и вся; и забирая же и окончательно жизни — всех!

Что ж… Но и как я уже говорила — я могла бы устроить всё это и в первом корпусе!.. Но и так же ещё вышло, что четвёртый курс — заседал в основном именно здесь. А бегать — оттуда-сюда-и-обратно?.. Не было никакой — ни возможности. Ни такого же и «желания»! Не с пары же или какого мероприятия — отсюда и туда: на остановку же меж ними — сподручней. Да и так же всё — я вновь убила одним выстрелом сразу же двух зайцев: избавилась от части гнили из своей группы… От гнилых сливок!.. и от курса, возомнившего о себе невесть что и тут же «слишком много», всё и вся буквально, демонического деспотизма-и-терроризма. Нет — нацизма и фашизма! Есть — лишь крысы… И их — надо «есть»: пока и они же — не съели «тебя»! А «спускаются» те или «поднимаются» — дело «восьмое» и… «десятое». Все — платят… И «расплачиваются»!

За спиной — завизжали сирены! Скорая и пожарка… Полиция! Вовремя, однако… Здравствуйте! А и точнее: «не» добрый вечер — «вот» что это значит. И, повернув голову на звук, я уже и легко улыбнувшись, резко развернулась — и вывернула себе левое бедро! Боль — заполнила сознание. И в следующий момент — весь мир провалился во тьму. Эх… Научиться бы перерождаться, не перезагружаясь и вырубаясь, как и не париться!

*

С первым «звонком» — все студенты, от мала до велика, заторопились по светло-жёлтым коридорам в свои аудитории. Сталкиваясь и толкаясь, расталкивая друг друга, они бежали по мраморным бежевым полам, периодически налетая и на белые крашеные стены и чуть ли не подлетая даже под чёрный потолок с белыми стеклянными люстрами со светло-жёлтым светом, старясь достигнуть «места назначения и встречи» — вовремя; и сидеть за своими столами, как и на своих же стульях, ещё — и до второго «звонка».

За минуту до него — в чёрно-белую аудиторию своей группы забежала миловидная девушка-демонесса, восемнадцати обращённых лет, с аккуратными и почти кукольными чертами лица; узким, а и точнее «низким» бледным лбом, небольшим вздёрнутым носом, пунцовыми щеками, светло-розовыми миниатюрными губами, полукруглым небольшим ровным подбородком и узкими светлыми бровями, под которыми трепетали длинные светлые же ресницы; чуть проскользив по белому паркету пола; прижатому бежевыми деревянными партами, как и стульями, и уходящему в бежевые же крашеные стены с белой пластиковой доской под чёрные маркеры и под чёрный же потолок с белым светом прозрачных стеклянных люстр, на котором так же — висел и белый пластиковый проектор, «устремлённый» к белому же полотну у доски; и, оправив свои светлые волосы, длиной до лопаток, она пробежала своими серо-голубыми глазами по присутствующим, поприветствовав их с кивка, и направилась вглубь аудитории. И, пройдя, наконец, к своей парте, она села рядом со своей сверстницей — подругой-ангелом: брюнеткой с короткими, до плеч, тёмно-каштановыми волосами, тёмно-серыми глазами в обрамлении чёрных коротких ресниц и под широкими же чёрными бровями — на высоком лбу, с длинным и клиновидным носом, будто и прорезающим её светлую кожу, острыми скулами и прямо-таки выпирающим округлым подбородком — под полными и светло-бежевыми губами.

— Ты чего так долго? — Осведомилась у всё-таки успевшей подруги та.

— Да на первом же этаже — мемориал установили: погибшим во втором корпусе! И, прикинь, все решили именно сегодня — почтить их память, принеся кучу разноцветных игрушек и разномастных цветов! Пока я пробралась через всю эту процессию… Жуть! Всю форму мне измяли! — Фыркнула девушка, осматривая потрёпанную и пусть и в меру, но и всё-таки же смятую, а для неё и вовсе — «помятую» чёрную одежду: из классической с оборками юбки, рубашки, пиджака и небольшого галстука. Так и не забыв же ещё про обувь — тут же и поправила заклёпки чёрных туфель на небольшом и толстом каблуке.

— Да уж… И ведь подумать только!.. Провернуть такой террор — и на 9 же мая. «День победы»… как-никак! Соболезную — семьям студентов… Но и благо же что — преподаватели успели уйти. Бывает же!.. За десять минут — вышли. Будто — чувствовали!

— Говорят, — понизила голос светленькая, решив поделиться слухами, — что одной студентке — всё же удалось выжить… И её — перевели к нам в корпус, приколись!.. Вместе — с оставшейся частью её группы… Ну и другими — обучавшимися с ними!

— Да ты что?!.. — Охнула тёмненькая и тут же закрыла рот руками. — И кто — она?

— Не знаю… — Повела плечами, а после и руками — её подруга-соседка. — Но она — чудом выжила: успела выбежать из здания — за минуту, представляешь? Бедняжка!

— Согласна! Потерять — стольких… Да ещё — и так!.. Ужас! — Пискнула брюнетка, зажмурив ещё и глаза: то ли уже и от подступивших слёз, то ли ещё и от страха.

— Да… Семерых, кажется! А остальные — отмечали дома… — Кивнула блондинка. — Так и что забыли эти же семеро — в том корпусе и в тот день: до сих пор выясняется!

— Внимание, студенты!.. У меня для вас — новость! — Раздалось по помещению громогласных и не терпящим возражений — женским строгим голосом из коридора.