То «заика», то «золотуха»

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да… — Спокойная улыбка скользнула по моим губам, немного грустная и почти даже «виноватая»; но и зато — искренняя и живая. — Я угодила точно «в цель» — прямо между его глаз! И он упал — замертво… на пол. А мама… Мама — осела рядом и, закашлявшись, попыталась выровнять дыхание! Ну а дальше… Хм!.. Дальше: всё — как в тумане! Я лишь помню, как… ко мне подошёл тот самый парень-полицейский… И я отдала ему — его телефон. И не «его» же уже — пистолет! И… Что — «странно»… Я не увидела в его серо-голубых глазах — осуждения. Или… «злости». Я увидела — похвалу и… «Гордость»! Он был… «горд» — за меня: ведь и сам бы выстрелил, как сказал потом, поскольку и успел, подоспел — и стоял же уже за моей спиной. Но и я же — стала первой и… Не промахнулась!.. Переместив же затем, вместе с бабушкой, и маму в зал — мы все вместе обнялись и… просто заплакали. Не нужно было — слов! Да и каких-то иных причин!.. Чтобы вцепиться друг в друга — так сильно, будто и боясь… Боясь, что если отпустим — потеряем друг друга… уже навсегда!.. Ну а после, более-менее уже и успокоившись, я рассказала им — всё! И как попала — в этот весь «водоворот». И как — спасла детей… Как стала — «мишенью»! И как после — познакомилась с полицейским!.. Рассказывать пришлось — долго… Но нам — и не мешали! Лишь после — всё же разняли: дабы увезти на скорой! Меня — чтобы зашить рану от пули. Маму — чтобы проверить её и всё-таки на наличие травм. А бабушку… Бабушку — чтобы проконтролировать её общее состояние! Да… И многих же наших и «не» соседей — увезли в тот день! Кого — просто и… как нас же всё. Кого и «не» — в… чёрных пакетах. И всё — на карете же скорой помощи!.. А в больничном крыле — я уже встретила тех детей… вместе с их родителями. Которые… Ха!.. Не переставали и… не «перестают» же и по сей день… благодарить меня!

— Ты заслужила — это… Ты — молодец, Оля!.. Ты — спасла детей и… взрослых. Людей! Родных и… близких! Своих и… других. Чужих!.. Ты — герой!

— Нет… — Покачала я головой; и закусила нижнюю губу — от досады. — Я — не «молодец»! Да и уж тем более — никакой не «герой»! Я… Я всё же — убила человека, который, возможно, был… хорошим и… таким же «сыном». Братом… «Семьянином»! Ему, может, просто… «промыли мозги»: как… во времена войн. Той же всё и… особо памятной… Второй мировой! Да и в случае же всё — с немцами. Фашистами… А я!..

— Что ж!.. Мы этого — уже не узнаем… — Поднял и тут же опустил громкость голоса он, повторив затем и мой же жест головой. — Но и знаешь что, ты убила его — не просто так: ты спасала — родного человека! И уже за это — заслуживаешь похвалы и награды!

— «Награду» — ещё надо реально заверить, если уж и не «заслужить». Как и… «похвалу»! А для меня — номер уже давно вышел и… «издан»: в публикациях и… «тиражах»! — Усмехнулась я и, оправив одежду, уже и встав даже на ноги, направилась к белой деревянной двери с золотой круглой ручкой. — Спасибо, что выслушали!..

— «Тебе» — спасибо!.. Если вдруг что-то случится, вдруг ты ещё что-то вспомнишь, или возникнут какие-то проблемы иного характера — свяжись со мной. Вот… Возьми, пожалуйста, мою визитку! — Нагнал всё же со спины меня врач и протянул небольшую белую карточку со своими данными. Переняв её, из рук в руки, я вновь надсадно улыбнулась, но и ответила же — перед тем, как и покинуть кабинет. — До встречи, доктор!

*

Остановив диктофон и стерев белым тканевым платком из левого же переднего кармана своего пиджака пот со лба, врач тяжело выдохнул, такого — ещё не было в его «врачебной практике», и, мельком осмотрев кабинет, кое-как приведя ещё параллельно и в покой своё же дыхание, попросил секретаря — узнать номер домашнего телефона этой самой пациентки! И, как только заветные шесть цифр были найдены, он, не теряя ни секунды, набрал их — на своём белом же стационарном телефоне, установленном на столе, с тонкими белыми проводами, ведущими в круглую прорезь его и к белой же пластиковой розетке на стене: желая лично поговорить и так же рассказать, как минимум и одной же, главной, из этих двух женщин, какая у неё — замечательная дочь!

Всего пара гудков, и вот, на другом конце провода — слышится приглушённый женский голос:

— Алло?

— Здравствуйте! Могу я поговорить с… Анной?

— Она — отошла… Могу я Вам — чем-то помочь? Или ей что-нибудь передать, чтобы, вернувшись, она перезвонила — сама и лично же Вам? — Недоверчиво проговорила женщина, еле заметно ещё и между — всхлипнув при этом.

— Извините!.. А с кем я — имею честь?..

— Ирина… Мама Анны и!..

— И бабушка — Оли. Верно? — Продолжил он за неё и одновременно «ней», но и всё-таки — с вопросом: не решившись пока «жечь» и сразу же всё — «с напалмом».

— Да… А откуда Вы?.. — И голос её резко поднялся с недоверчивого до злого. — Говорите, что передать Ане, и!..

— Видите ли… — покрутив правой рукой белый провод, мужчина начал не спеша накручивать его на свои пальцы, — …я уже давно занимаюсь той историей, связанной ещё и с вашей семьёй, и… хотел бы сказать, что у Вас — замечательная внучка! Очень храбрая и… Вам, определённо, повезло с ней! Спасибо… и Вам же… за неё! — Вот только и по ту сторону — уже никто не разделил этого его энтузиазма; разве что — молчанием. — Ирина?..

— Откуда Вы — всё же знаете её? — Прошептала женщина.

— Она заходила ко мне — и дала почти точную картину произошедшего!.. Извините! Мне очень жаль, что именно и Вам — пришлось всё это перенести и… пережить! — Снова — молчание: только и на этот раз — куда более напряжённо-тяжёлое. — Подождите… Как?..

— Что, как? — Недопонял он и нахмурился, переспросив.