То «заика», то «золотуха»

Спасибо за всё,… пап. «Ты молодец!♥»

(Cover — Спасибо за всё, мам / Мари Краймбрери и Ёлка “Live / Adrenaline Stadium / 03.11.19”; «AM-A-S» — Самолёт, AMORE / Мари Краймбрери)

— Почему ты плачешь?

— Потому что мне проще сказать «Пап, ты молодец!», чем «Спасибо …, мам»; а уж и тем более: «… за всё, …»! И ведь не потому, что его уже давно нет, а её… считают «без вести пропавшей» — сторчавшейся особо… й. А потому, что… «Потому» и… «Она»!

— Поняла его?

— Скорее — «приняла»: ведь и не столько в разрезе того, что стала «походить» и… «как он», сколько именно — «не» и на неё, как и… «как» же всё «она»!

Девушка сидит на коленях на кладбище перед двумя памятниками своим родителям, что предпочли и «выбрали» соответственно — вредные привычки вместо и взамен же всё ей, не боясь испачкаться!.. Да и куда уж больше-то — и так уже… всё их «место» и буквально же «перелопатила»: на предмет травы, сорняков и… «их» же самих ещё омыла; вместе со столом и лавкой рядом. Почему не села — на неё и за него? Только их «проблемы» — так решались: не её! Да и диалог её с ними, пусть уже и скорее «монолог» и лишь «её одной», предполагал не только отсутствие «масок» и «очков», но и наличие самих лиц: с мимикой глаз и губ напротив. И не имеет ведь важности — что «фото-картинки»: они — с картинок и… не «живые»; как и не «шевелящиеся». Подчас ведь, и такое же выглядит — куда живее и натуральнее, естественнее и… теплее, чем «иное»!.. Как всё и в её же случае, к примеру: где и как именно выглядит «живой холод» — она познала и «знала» наверняка; и не в сравнении же всё и с этим «мёртвым теплом»: ведь и что «мертво»… умереть — может; «телесно». Раз — и навсегда! Заметно… Но и так же уже — не «страшно»! И, посидев так ещё с пару минут, отдав уважение прожитым отцовским годам и почесть материнской… «вечности», про себя понадеясь «Всё-таки — и не устремлённой в бесконечность», она встаёт, мельком отряхивается, параллельно ещё и осматриваясь, не забыла ли чего, поднимает с земли сумку и, так же неслышно, как и пришла, прикрыв за собой дверцу-калитку оградки со скрипом, запомнив про себя в следующий раз взять ацетон или спирт с мягкими и металлическими губками, чтобы счистить старую облупившуюся краску, кисти и новую же краску с маслянистой смазкой, пошла по землянисто-травяной дорожке к своей машине. А достигнув её и убрав вещи в багажник, садится за руль, сразу же пристёгиваясь, и переводит свой слегка мутный взгляд на такую же почти, как она, сидящую справа, только и чуть постарше: хоть и ей же самой — от силы лет восемнадцать, когда и «на лицо» же — еле-еле тринадцать; без косметики, пусть и с паспортом, как и правами! И, пока они едут, «пассажирка» — будто и рассказывает ей уже и «свою историю»: как и делала та же всё, до и без неё, чуть ранее. Ну а когда обе уже доезжают до своего детдома, где и большую же часть времени была и провела лишь «одна из них», она и выходит одна, изъяв ключи из зажигания и закрыв машину, какое-то время затем идя размеренно и почти тихо по камню и гальке ко входу в одиночестве, а когда всё же переходит на бег и прямо-таки летит в объятия своей воспитательницы: она — уже взрослая… затем — ещё «маленькая», снова — «взрослая» и… По факту — не было же с ней никого в машине и… «снаружи»! Да и женщина сама же меняется — вместе с ней, вот и только уже за счёт совмещения в себе двух её же родителей: как сначала — отец, после — «мать» и… снова — «отец»; его же всё-таки помнит и благодарит — чуть больше! И пусть и не теми же прям, как и прямыми и лично, самыми словами. И всё же!.. Он же её фактически и «сделал», как физически, так и морально, просто — желая её появления: когда же и мать изначально и после продолжительной послеродовой депрессии — сначала хотела выбросить её одну, потом выброситься вместе с ней, а затем… начала «принимать»; «слабость» же — только «сила» берёт; да так и не выбралась. Да ещё и его за собой потащила — по «слабости» же!.. Забывая, а там даже и не «помня» о том, что: в паре — всегда должен быть кто-то трезвый, так или иначе и более-менее, в сравнении и рядом; либо — не быть обоим вместе и совсем! И он — не бросил… её. Любил же! Любил и… Не смог. Правда, и чуть меньше!.. Поэтому-то — и дочь отнёс сам в приют. Успел!.. Спасти: себя в ней, как прошлое; её же саму в ней, как настоящее; и её же новую, «хорошую» жизнь, как будущее. Хоть и пусть уже и не своё же — в ней!.. Что она уже потом, почти и при выпуске, узнала… Как и то, что оба «вроде как» — сгорели при пожаре: где и именно он — пролил свой алкоголь, обронив затем ещё и её пепельницу, при своём же параллельно падении на пол, не уйдя раньше — от инфаркта и тут же инсульта; вот уж, правда, «иронично-символичная ничья» — между разумом и сердцем; а не она — обронила, не затушив, свой косяк, уснув! Хотя бы — не мучился!.. А она… То ли и «с первыми же петухами», криками и визгами, «упорхнула». То ли и в процессе… Останков — так не нашли. А «осадочек» — остался. И понимайте — как хотите!.. Дочь же их, наконец, лишь сейчас — смогла до конца расставить все точки над ни́ми: простив его — с миром; и отпустив её — по миру. По завету всё и его-её же замены — её: «Второй па-ма». Чтобы и, в первую же очередь, проще и легче, «правильней» — стало самой ей: быть «здесь и сейчас», жить «дальше и… без оглядки»; по крайней мере — не оглядываясь… уж и слишком часто!

Апрель

(Cover — Мари Краймбрери)

Съёмка ведётся — с «ручной» камеры, в «ретроспективе»… и почти самого низа. Чуть «дрожа»: и не только — от самой носки на руке и движения в процессе! В кадре же меж тем — «быт» двух людей, «взрослой» части семьи, что: завтракают, обедают с перебивками на работу, ужинают; не забывая — и о прогулке перед сном, чтении, просмотре фильма или сериала вместе… И всё — будто то же самое: и каждый же раз-день — по новой!.. Вот только и уже затем — куда хуже: за завтраком, вместо разговором и общения, «диалоги» и сами соц. сети, за обедом — выяснение отношений, а на ужин — «разбор полётов»; и где камера уже не просто «дрожит», а «нереально» дрожит: ходит и буквально же «ходуном»!.. Так ещё — и объектив «потеет». Кадр — «смазывается»!.. Или и вовсе же — не имеется: будучи либо — из-за двери и в щель, либо — из-под стола; где и «её» же потом обнаруживают — и «съёмка» резко обрывается-заканчивается!.. Где-то — пара приходит к чему-то общему, «компромиссу», мирится: и камера — «успокаивается». Где-то — продолжается бойкот-игнор: и камера — ещё пуще, больше дрожит, чем «пишет». А где-то — точно и не «понимает», что произошло: пока не слышит крик из коридора, после выброшенных в чемодане, а частью и отдельно в окно — вещей!.. А затем — «заходит» к «папе» или «маме» в комнату и, подлезая под одеяло, руку, «потеет» ещё сильнее, как и «родной её человек», тот или иной, напротив!.. И только же тогда «расслабляется», когда после «Закрой глаза — ненадолго» чувствует, как скрипят под пере- и смещающимся весом тела пружины матраса и, слыша затем «Можно!», открывает глаза, видя кусочек торта с тремя свечками и подписью: «Теперь у меня — есть ты». Апрельская дата… И их две фотографии — с празднования: как всегда — на двоих! И в этот раз — уже точно, и пусть пока лишь и только «навсегда», на двоих: без третьего или третьей. Ещё один — повод! И уже тихое, еле шепчущее, с перебивками на всхлип и «шмыг», потом: «Мы — справимся». После чего уже и «сама» макает палец в крем — и пишет неразборчиво, с ошибками, но так ли это важно: «А у миня — ти». И последний кадр, «на память», где они: вдвоём и вместе!

Питер

(Cover — Мари Краймбрери)

Снимать девушку-героиню на «старую» камеру и на фоне же и без того почти и всегда ч/б, если уж и не «серо-пасмурного» города, с его не столько и «открытыми» достопримечательностями, сколько «закрытыми» дворами и площадками и периодическими же ещё перебивками на номер отеля и камерно-ламповый её же концерт в нём, вполне могло показаться именно мудатской, а не mood’овской затеей: в разрезе же и всё старо-нового же «издевательства»; не говоря уж — и за возможное «схлопывание одинаковых вселенных» в моменте и при столкновении же прошлого, настоящего и будущего в потоке!.. Если бы и не тот самый, «крайний» кадр — из отеля: где и на фоне уже лишь распахнутого окна её номера, открытого в сторону и с видом же на чуть ли и ни главный собор за стеной дождя, с бликами грозы и под вибрацию же грома, сидела на подоконнике — она; в позе «лотоса» и спиной же всё — к этакому и «водопаду», чуть намокая ей и собой. В то же время как и воздух за её же спиной — вибрировал от тепла, исходящего изнутри, и прохлады, входящей снаружи: создавая позади неё — причудливые формы; от самой «вибрирующей» при нис- и падении «высокой» воды — до широких крыльев, которым и стоило только раскрыться во всю же их ширь, а затем и поймать в и на себе лучи вышедшего таки из-за туч солнца — как и почти тут же появилась радуга… одна, вторая… рас- и окрашивая уже и своим светом-цветом — всё, вся… и всех же вокруг!

Спасибо, Шарик

(Cover — Dose & Mary Gu, Zivert; «AM-A-S» — «Забавно» / Kerry Force feat. M()eSTRo, «Подруга» / Mary Gu)

«Какие люди!..». «…и без охраны. Ага!.. Да-да. Была бы — точно “не”: меня бы здесь — не было! Или — вас…». «Что?». «Ни-че-го!.. Как “вы”?». «Ой, ты знаешь, прекрасно!.. Мы…». «Ты с “кем-то” — здесь?». «Нет!». «Ну что ты, малыш, не знаешь что ли?..». «Скорее: “забыл”! Да и “помнил” ли…». «Тоже — верно. Она же “у нас” — любит одиночество! Пока же и “мы”…». «“Кому” — запускала? Или, быть может?..». «Ни-кому! Собственно!.. Как и “ни-че-му”. Больше!.. Но и определённо — с благодарностью». «Стой-стой!.. Дай угадаю. Во-о-он тот — твой. Да!.. Фонарик и… В форме — сердечка?». «Нет». «Тогда…». «Найдёшь надпись “Спасибо” — не ошибёшься». «Просто: “Спасибо”?». «Не переходя — на личности! Зачем? Когда и так всё и всем… “там” — зачтётся…». «Ещё немного и я и впрямь поверю, что твой “диктофон — постоянно пишет”: “кому” или чему — ты там постоянно шепчешь?». «Шарик — уже нашла?!..». «Так у тебя — ша-а-арик! Чего ж сразу не сказала?.. Среди фонариков — его… О! Вон — он… Красное сердечко!.. Сразу же — и песня вспомнилась… Вот только и!.. Какие же там строчки были?». «“И не хотелось бы тут тупо стать чем-то прозрачным. Чем-то вроде жевачки. Чем-то вдруг накаченным”?.. Или “Нормально брали в рот, но теперь всё наоборот”?». «Ну хватит…». «Я только — разогрелась! А вообще… Да! “Мне слишком хорошо — быть любимой…” собой “…А я тебя — не люблю”. Зато — и не “подгорает”, верно?.. “Отпустила любовь”, так сказать!». «Отличный — лайфхак!.. Нужно было так же поступить, а не ходить к этим психологам и прочим… шарлатанам! Да, милый?». «“Да, дорогая”. Что?.. Что-то — не так? Никогда не поздно!.. И не “рано”. Ещё успеете: и отпустить… и “поблагодарить”. Возможно». «А кого?..». «“Кого” посчитаете — нужным… нужн-ой или нужными, друзь-я! Точнее: “Подруга” и…». «“Не брать!”». «Точ-но!». «Быстро же ты избавилась — от нас». «Не быстрее — быстрого!.. Тебя и… Её. И понимай — как знаешь!.. А принимает пусть теперь — она. Фотки и видео “наши”, снятые в основном вами же, всё равно — “говно” были. Не то, что… “ва-ши”. Профессиональная съёмка!.. Сведённый звук… “Спа-си-бо”!.. Что переучили — “скучать”: и научили-таки — “плевать”! “Ненавидеть” же и “презирать” — только обижать… Их же!».

Глупая, Трогать запрещено

(Cover — Мари Краймбрери, Ханна; «AM-A-S» — Restart / Звонкий)

У каждого в этом стриптиз-клубе — был свой любимчик или… любимица. Как и такой же «клиент»! И для неё — тоже нашёлся и был… есть такой: что и никогда не делил её ни с кем, всегда заказывая «приват». Так и никогда ещё сам не касался — лишь смотрел: из полумрака и тени; и где был так же виден — только классический костюм «двойка» и лакированные туфли. И да, он — не пил и не ел! Только лишь — наблюдал. Так ещё и ни на кого более не менял. Изменял — разве что и… музыку! Да и пилон — на шест. Шест — на верёвки… И так далее. И тому же подобное! Подстраиваясь сам и подстраивая её — под обстоятельства и события. Но и никогда не требовал: не заставлял силой и не приносил вред! Следил за этим, как и от других, рядом с ней же так или иначе находящихся без него, с особым усердием и строгостью. Равно как и затем, чтобы она сама была: «чиста». Даже — если «очень хочется»! Тем более — если «просто бокальчик» “шампуня” или вина. Кальян!.. Отлично ведь ещё помнил — с чего всё это «их» начиналось и… «началось». И, несмотря же на то, к чему по и в итоге же привело, просто ещё и не хотел забывать: ни белых дорожек… трасс, ни выпивки… в галлонах, ни сигарет в блоках и… за день. А ведь и, казалось бы, кто ещё и из них — должен был быть… «хуже»! И дело ведь не в том, что «Клиент всегда прав» и «Кто платит за даму, тот её и танцует», а в том, что если уж что-то и сделал правильного и нормального этот «информационный век» — так это возможность: наблюдать за своей душой напрямую и давать ей то, что она хочет; без ущерба для неё и… для себя! Да и прочих извращений: с зеркалами и заменами, переселениями и очищениями… возвратами. «Чип» с этим — справлялся прекрасно, раз уж и не «искусственный интеллект»!.. Не смог. Дав только «скрипучую мораль» и «проржавевшую на девственной же чистоте совесть»! Они — заслужили куда больше, чем их оболочки: хотя бы и потому, что, не неся груз снаружи, несли его внутри. И перед «уходом-отходом» — должны были если уж и не «очиститься» до конца, то попробовать немного… и сделать для этого всё!.. Пусть — и только виртуально. Но и если же всё — как и кому посмотреть: «матрица в матрице»! Чем плоха свобода «там» и «без ограничений», когда «здесь» она и… «с ними»? Никакого внешнего вреда!.. Лишь — «внутренний». Но и зато — сразу же видно-понятно: действительно ли это надо там уже, если и здесь ещё это больно и… убивает! И да, пусть ещё и с возможностью — залечивания и «рестарта»… Но ведь и там — такого нет!.. Так и зачем, к чему же этот «внутренний портрет Дориана Грея», что и скажется же затем снаружи и… куда раньше-бол-ьн-ее, чем и кт… что-либо?!

Папа