– Дезертиры с португальского судна.
Моряк недоверчиво фыркает:
– С вашим-то акцентом?.. Ну-ну.
– Мы можем заплатить золотом, – повторяет Ломбардо, и от холода голос у него дрожит. – Ты только спрячь нас, пока отсюда не выберемся.
Тот сомневается.
– Это не так просто, – говорит он наконец. – Англичане проверяют все.
– Уж какое-нибудь место да найдется, где нам можно спрятаться.
– Не знаю… Это из-за вас тут недавно поднялся весь этот базар?
– А что случилось? Мы-то уже давно тут, я же говорю.
– И поэтому с вас вода течет ручьями.
– Чтобы удрать с нашего корабля, пришлось вымокнуть… А вы когда уходите с Гибралтара?
– Завтра идем на Тарифу… Что вы там говорили про золото?
– Фунты стерлингов, монетой. Вот, держи одну.
– И сколько всего таких?
В голосе чувствуется алчность, и это вселяет надежду.
– Шесть.
– Покажите.
Ломбардо велит Скуарчалупо тоже показать деньги, и неаполитанец распарывает шов на кармане, где они хранятся. Похоже, испанец готов уступить, как вдруг с мола доносятся шаги и голоса. Луч фонаря скользит по сходням и поднимается на корму, освещая всех троих.
– Сожалею, ребята, – говорит моряк, со вздохом возвращая монеты. – Вас накрыли.
Лежа в камере на жестком матрасе, укрывшись старым, вонючим одеялом, Елена Арбуэс спит урывками, и стоит только закрыть глаза, ей снится сон, и в нем, как в романе-фельетоне, она видит фрагменты одного и того же кошмара: она одна в пустом и сером городе, пытается куда-то вернуться – в дом, в отель, на автобусную остановку. Но никак не может дойти. И в каждом эпизоде этой истории, дробной и нелепой, она видит, как бредет по улицам в поисках хоть чего-то, хоть какого-нибудь конкретного направления или цели, которых ей никак не удается достичь. Порой в этом странном городе ей встречаются густые, запущенные сады; а иногда туннели и галереи, где гулко раздаются ее одинокие шаги.