Вызовы Тишайшего

Конфликт Тишайшего с Соловецкой обителью развивался неровно. То тлел углями, то озарялся сильнейшим пламенем старообрядческого радикализма. Долгое время в монастыре надеялись, что государь образумится и вернется к старому церковному обряду. Резкие перемены произошли тогда, когда монастырь по указу лишился части своих владений. Тишайший быстро определил свою позицию к бунтовщикам. Бунтовщики, в ответ, определили свою: они так же быстро отменили общеобязательную молитву за царя. Со стен обители в адрес царя с тех пор стали раздаваться такие непристойности, что воевода Мещеринов отписал царю: «Не только те их злодейственные непристойные речи написать, но и помыслить страшно».

В 1669 году из молитвы было изъято конкретное имя – Алексея Михайловича – и восстановлена привычная прежде формула моления о «благочестивых князьях», как это и было до Никона. «Немоление» превращало Тишайшего в царя-антихриста. Ведь можно было, согласно Апостолу, молиться за царя неверного и мятущегося в вере, но нельзя было молиться за царя-антихриста. В декабре 1673 года, когда радикализм обители достиг самого высшего градуса, «немоление» за царя дополнилось отказом и от заздравной чаши за царя и членов его семейства. Дело дошло до того, что из Синодика даже выскребли имя почившей царицы Марии Ильиничны.

Правда, соловецкая братия не была столь единодушна в этом решении. Известны и отступления. Так, в последний год жизни Тишайшего, в день его именин, в Успенской церкви пели о царском здравии. Но в тот же день в трапезной случился пожар, который тут же был истолковал истовыми староверами как наказание за их отступничество. Охотников именно так истолковать происшедшее, по всей видимости, оказалось с избытком. Не случайно старец-старовер Аввакум показывал: как на отпуске запоют многолетие за Тишайшего, так половина монахов тут же из церкви выходит.

Взятие и разорение восставшей Соловецкой обители положило конец колебаниям – ибо колебаться попросту стало некому. Но зато радикализм, усиленный слухами о страданиях соловецких мучеников, щедро выплеснулся за монастырские стены. Анти-царские настроения среди старообрядцев резко усилились. Хронологическое совпадение двух событий – смерти Тишайшего и взятия царскими войсками Соловецкого монастыря – тут же было истолковано старообрядцами соответствующим образом. Смерть Алексея Михайловича «в канун дня Страшного суда» – это Божье наказание неблагочестивого царя, царя-отступника – чем не инфернальная мистика?..

Мятежные Соловки – это лишь одна из «церковных заноз» в царство, которую пришлось вырывать Тишайшему царю, и так до конца не вырвать с корнем, даже в последние годы своей жизни. Еще одна, не менее неприятная и болезненная «заноза раскола» – это знаменитая у староверов-раскольников боярыня Феодосия Прокофьевна Морозова (удостоенная кисти в знаменитой картине художника Сурикова). Происходила боярыня из второразрядного московского рода Соковниных и была в родстве с царицей Марией Ильиничной Милославской, которая к ней всячески благоволила. Благоволил к ней и сам Тишайший: ведь Феодосия Прокофьевна была супругой младшего брата его «дядьки-воспитателя», боярина Глеба Ивановича Морозова.

Боярыня Морозова стала ярой и принципиальной противницей церковных нововведений. Овдовев в 1662 году, она – завидная, красивая и богатейшая невеста того времени – не стала вторично выходить замуж и предалась «подвигам церковного благочестия». Ее дом превратился в прибежище для всех сторонников старой веры. Вернувшийся из сибирской ссылки неистовый протопоп-раскольник Аввакум несколько месяцев жил у своей духовной дочери, почитавшей и во всем слушавшей своего духовника. Несомненно, именно протопоп Аввакум привил боярыне ту истовость и фанатизм, с какими она стала отстаивать «правые раскольничьи догматы».

В Кремле смотрели сквозь пальцы на старообрядческие чудачества боярыни Морозовой. Во-первых, из-за царицы Марии, во-вторых, из-за памяти, которую царь Тишайший питал к Морозовым, в-третьих, из-за того, что Феодосия Прокофьевна была, по-видимому, не одна такая: при дворе имелись и другие приверженцы двуперстия и старой веры «по Макарию». Требовалось, однако, соблюдение некого общего приличия – не бравировать своими убеждениями, не кичиться ими, «на людях» по-старому открыто не молиться. Морозова до поры до времени так себя и вела. Но после ссылки на Мезень Аввакума она осмелилась бросить открытый вызов церковным властям и двору. Перестала являться на службы, ссылаясь не на нездоровье, а на то, что службы в Москве неправильно служат «никоновские попы».

По царскому слову вразумлять строптивую вдовицу был посланы архимандрит-златоуст Чудова монастыря Иоаким (будущий патриарх) и ключарь. Морозова не исправилась, и летом 1665 года указано было отписать на царя часть вотчин вдовы. Жесткая мера, по-видимому, внесла известный диссонанс в семейную жизнь Тишайшего. Во всяком случае, царица Мария не отказалась от мысли заступиться за свою родственницу-боярыню. Подходящий момент наступил в октябре 1666 года, когда только что разрешившаяся от бремени царевичем Иваном Мария Ильинична попросила вернуть Морозовой часть московских вотчин ее мужа. Тишайший Михайлович не посмел противиться супруге, и просьба была уважена.

Особые отношения с царицей удерживали Феодосию Морозову от крайних шагов. Она даже «приличия ради с царицей ходила к храму». Но смерть царицы развязала ей руки. Не стало заступницы, способной умерить гнев и опалу Тишайшего. Но отпала окончательно и необходимость таиться и сдерживать себя. В конце 1670 года Морозова приняла тайный постриг. Теперь под пышной одеждой боярыни она носила жесткую власяницу страдалицы за истинную веру, что была при святом митрополите Макарии.

Постриг, пускай и тайный, ко многому обязывал. Пространство для компромисса сузилось до размера дома. Но «верховая» боярыня – боярыня придворная, и ей невозможно замкнуться за стенами своей усадьбы. 22 января 1671 года Морозова отказалась присутствовать на второй свадьбе Алексея Михайловича, где ей предстояло «в первых стоять и титул царский говорить». От царского недовольства не спасла и ссылка боярыни на недуг. Отказ был воспринят и как вызов, и как демонстративное оскорбление родича-государя. И все же Тишайший еще сдерживался, пытался образумить закосневшую раскольницу Морозову внушением, игрою на струнах любви к сыну – от строптивости могла пострадать карьера единственного сына Ивана.

Напрасны были усилия царя – все сгладить. Боярыня Морозова была непреклонна, сделав свой выбор. Терпение Тишайшего лопнуло. В ночь на 16 ноября 1671 года Морозова была взята под стражу вместе с ее сестрой, княгиней Урусовой. В Чудовом монастыре власти учинили суровый допрос сестрам. Обе стояли на своем и наотрез отказались причащаться по Служебникам новой печати. Настало время их долгих мучений и мытарств по тюрьмам.

Мучения Морозовой – особая статья. Для сторонников старой веры пытки и мучения – основания уподобить боярыню христианским страстотерпцам. Вот почему известная старообрядческая «Повесть о боярыне Морозовой» не скупится на описание ее мук страстотерпца. Устрашить заблудшую овцу были готовы все – но сдаются, сокрушенные твердостью духа и веры неистовой боярыни Морозовой. Сам патриарх Питирим, посрамленный боярыней, приказывал тащить вдовицу, «яко пса, за выю», и ее тащат под надрывный крик патриарха. Судьба Морозовой мало кого оставила равнодушной. Народ был поражен. Если богатая боярыня, один выезд которой к царю сопровождали сотни слуг, то не это ли лучшее доказательство истинности древнего старинного благочестия? Морозова превращалась в героиню раскола, которой не хватало лишь мученического ореола – праведной смерти.

Толки о Морозовой беспокоили Тишайшего. Боярыня становится не просто постоянным источником беспокойства в стране и в семье. Она постепенно становится личным недругом государя, как неблагодарная, закосневшая в своем упрямстве вдовица, забывшая обо всех его царских увещеваниях и благодеяниях.

Этим отчасти и можно объяснить столь несвойственную Алексею Михайловичу жестокость по отношению к родственнице. Он холодно и последовательно преследует боярыню. Ходатайства смягчить участь Морозовой решительно отклонены. В 1674 году Морозову и Урусову увозят в Боровский острог с наказом держать узниц в строгости и изоляции. Когда же в Москве узнают о послаблении режима и о посещении сестер близкими людьми, следуют новые меры. У заключенных отбирают книги, иконы и одежду. Под страхом смерти охране запрещено давать узницам питье и пищу. Первой умирает Урусова. Следом, в ноябре 1675 года уходит из жизни Морозова.

Народ воспринимал борьбу царя и Морозовой как духовный поединок и, конечно, был всецело на стороне «крепкой в вере поединщицы боярыни Морозовой». Проиграл ли Тишайший в реальной жизни, в исторической перспективе свой нравственный поединок боярыне Морозовой? Если та сумела проявить в противоборстве с царем свои лучшие качества твердости веры, привлекала на свою сторону симпатии народа к себе, то Тишайший, вроде близкий к торжеству идеи троеперстия, выглядит в этом конфликте со сторонницей двуперстия не лучшим образом – слишком злопамятным, мстительным, каким-то мелким, но безумно, жестоким, совсем не «всемилостивейшим».

25. Алексей Тишайший и Петр Первый

Современник донес до нас описание жены царя Тишайшего, царицы Натальи Нарышкиной, сделанное через три года после свадьбы, свидетельствующее о правильности царской избранницы: «Это – женщина во цвете лет, роста выше среднего, с черными глазами навыкате, лицо у нее кругловатое и приятное, лоб большой и высокий, и вся фигура красива… голос, наконец, приятно звучащий, и все манеры крайне изящны». Недаром не столь решительный Тишайший искал пасквилянта-анонима подметной грамотки против Наталь, бился за честь будущей царицы Натальи, присутствовал на пытках-дознаниях подозреваемых в клевете и оскорблении ее, чего не делал даже при аналогичных пытках-дознаниях мятежника Стеньки Разина.

Вряд ли Тишайший догадывался, что от дня венчания с Натальей Нарышкиной 22 января 1671 года до дня смерти 30 января 1676 года, когда он неожиданно для многих скончается от сердечного приступа в возрасте 46 лет, пройдет всего пять лет счастливой супружеской жизни. Тишайший знал о том, что его любящие родители скончались в один год его коронации, в злосчастном 1645 году для царя Михаила и царицы Евдокии с разницей всего в один месяц. Причем родители Тишайшего тоже не были долгожителями: батюшка Михаил Федорович прожил 49 лет, а матушка Евдокия Лукьяновна прожила всего 37 лет, родив 10 детей.

За пять лет чета царя Алексея и царицы Натальи произвела на свет первенца Петра Первого, будущего императора, гордости России (30 мая (9 июня) 1672 – 29 января (8 февраля) 1725), царевну Наталью (22 августа (1 сентября) 1673 – 18 (29) июня 1716), царевну Феодору (4 (14) сентября 1674 – 28 ноября (8 декабря) 1678), умершую в раннем детстве.

Кончина Тишайшего после пяти лет счастливейшего брака с любимой царицей, с которой они стали самыми известными в Москве театралами и ценителями сцены и искусства, кажется более чем неожиданной. Хотя окружение царя и сам государь знали о не долгожителях первых Романовых – Михаиле и Евдокии. Но Тишайший царь, ведя умеренный образ жизни и строгое постничество, по мнению современников, должен был бы жить подольше того, что он прожил до быстрой и «напрасной» смерти.