Вызовы Тишайшего

22
18
20
22
24
26
28
30

– Моя воспитанница ведь захочет узнать имя сватающегося. И против этого, по-моему, трудно возражать. – Объявил Артамон. – Кто жених-то?..

Царь был потрясен столь веским аргументом и сдался под внимательным вопрошающим взглядом Матвеева:

– Что ж, скажи ей, что это… – Царь нарочно сделал глубокую паузу.

– Кто «это»? – спросил Матвеев, прерывая затянувшуюся паузу, которую выдерживал Алексей Михайлович… – Не томи, государь… Это…

– Тишайший.

Случайностей в женитьбе царя Тишайшего на Наталье Нарышкиной, действительно, было премного. Потому что тотчас, как стало известно о намерении Алексея Михайловича избрать Нарышкину, какими-то темными силами была составлена интрига с подметными грамотками. 22 апреля в царском дворце были подняты два «воровских» письма. Текст писем был скверным и затрагивал честь невесты и ее покровителей. Приказные предпочли передать содержание иносказательно, как часто делалось при интерпретации «воровских, подложных», «непригожих, непристойных» слов о государе и государыне. Грамотки явно были обращены против нечестивой Натальи Нарышкиной. Это видно из того, какое направление приняло следствие, и как близко принял к сердцу все это темное, касающееся его чести, дело Тишайший. Что-то сильно задело Алексея Михайловича, который постоянно морщился, вспомнив случай с рогоносцем Дорошенко: «Может, напрасно я хохотал над гетманом-изменником, у которого жена оказалась изменницей, поэтому он упустил выгоду от восстания против меня?

Первое подозрение в написании пасквильной подметной грамотки «против Натальи» пало на Ивана Шихарева. Тем более, что в его доме при обыске нашли «колдовские травы», как когда-то у боярина Федора Никитича Романова такое снадобье нашли люди Годунова. Царю доложили о находке, и тот вспомнил рассказы отца Михаила о родовом проклятии, после чего боярин Федор Никитич был сослан, пострижен и превратился в монаха, а потом в митрополита и патриарха Филарета Никитича. Царь Тишайший приказал учинить расспрос Шихарева своим боярам, чтобы покончить с родовым проклятием. Шихарев отрицал свою причастность к подметным письмам. Но тут при допросах выплыли все проделки с проталкиванием Авдотьи и хвастовство Шихарева, что его племянницу уже «взяли на Верх», а соперницу Наталью «напротив, с Верху свезли». Характерно, что эти речи Шихаревым были произнесены им в доме царского духовника Андрея, человека, способного повлиять на настроение государя Тишайшего.

Когда выяснилось, что одни расспросы Шихарева ясность не внесли, тогда подозреваемого было приказано – по воле взбешенного царя! – пытать до окончания признания в истине. Шихарева пытали огнём и стегали кнутом, но он держался крепко и свою причастность к подметным письмам решительно отрицал. Следствие зашло в тёмный тупик. Однако подметные грамотки «с измышлениями насчет Натальи» столь сильно задели Тишайшего, но почему-то взбешенного царя, что он попытался раскрутить дело с другого конца. По поручению царя стали сличать почерки подьячих и дьяков с грамотками. Для этого всем грамотеям велено было написать несколько слов, взятых из подметных писем. Но подметный злой аноним намекал на еще какие-то известные ему преступления, помимо уже объявленного «великого дела о царской женитьбе», причем не голословно – для доказательства имелись некие неизвестные документы-письма.

Но кому тогда в подметных грамотках отведена роль злодея? Приказным надо было написать еще одно слово: «Артемошка». Не это ли имя есть ключ к подметной свадебной интриге? Ведь «Артемошка» – это, скорее всего, Артамон Сергеевич Матвеев. Значит, целясь в Наталью Кирилловну, палили по ее родичу-воспитателю Матвееву, не без оснований опасаясь усиления его позиций после царской женитьбы. Сличение почерков успеха не принесло. Признано бояр-дознавателей было туманным, что иные «почерком походят», но «прямо» ни один «не сходится».

Смятение не улеглось. Всем было ясно, что дело здесь нечистое и замешаны люди самые высокие, вхожие в государевы дела и комнаты. Ясно и то, что в передрягу под названием царские смотрины со своими раскрасавицами дочерями без сильного заступника лучше не соваться – затопчут. Кто-то из бояр в сердцах даже посоветовал всем дворянам дочерей своих «в воду пересажать, нежели их Верх к смотру привозить». Между тем рассерженный Тишайший не хотел оставлять дело незаконченным. С Красного крыльца московским дворянам было объявлено о большой награде тому, кто назовет или приведет их автора. Но и эта мера не принесла успеха. Так дело и повисло, перейдя в разряд неразрешенных.

Некоторые современники тех интриг с невестой Тишайшего не без основания подозревали в причастности к письмам злокозненного боярина-дворецкого Богдана Матвеевича Хитрово, большого мастера по части интриг и заговоров. Понятны и мотивы, которыми мог руководствоваться дворецкий: зависть к приближенному и возвышенному царем Артамону Матвееву. Царь хотел быть уверен в честности своей невесты, будущей царицы, потому и клеветы на нее задевали в 1670 году Тишайшего, смеявшегося сардонически полтора года назад над многажды изменником-гетманом, рогоносцем Дорошенко.

С точки зрения феодального права, признание подозреваемого в своей вине – доказательство безусловное. Некоторые подозреваемые под пытками признавались в содеянном преступлении. Но Тишайший и этим не удовлетворился. Ему нужна была правда, потом после пыток многих подозреваемых отпускали. Правда, при этом изрядно поджарив и сильно ободрав кнутом. Всё это подтверждает тот факт, что царь проявлял истинный интерес к Нарышкиной еще до того, как официально было объявлено о государевом выборе невесты-царицы. Ведь грамотки явно были обращены против Натальи Нарышкиной, значит и против ее жениха, и Тишайший близко принял все к сердцу, вспоминая измены гетмана и гетманши.

Кажется, история с подметными письмами еще более укрепила чувства стареющего Тишайшего. Препятствия разжигают. А здесь выстраивали препятствие явное, с «корешками» и клеветами на невесту, будущую царицу. Однако в результате «сыска и дознания» царская свадьба оказалась отложенной на целых девять месяцев, до 22 января 1671 года. Венчал молодых в Успенском соборе царский духовник Андрей. После венчания последовал шумный пир. Посаженым отцом стал князь Одоевский, посаженой матерью – его супруга Авдотья. Артамон Матвеев стоял у сенника – почивальни новобрачных – оправдывая большое доверие царя Тишайшего…

Самое удивительное, в старинном списке участниц-невест последнего смотра Тишайшего царя небольшой потускневший крестик стоит напротив имени Натальи Кирилловны. В этом таится сакральный исторический смысл: сделана пометку у имени избранницы царя, год спустя родится у царя Тишайшего Алексея и царицы Натальи наследник трона, будущий император Петр Первый. Эта новая, вторая царская брачная история, кажущаяся сотканной из случайностей, практически и мистически повторяет первую историю женитьбы в роду Романовых, когда царь Михаил выбрал невесту Евдокию из захудалого дворянского рода Стрешневых, получивших дворянство из рук самозванца Лжедмитрия Первого…

Действительно 30 мая 1672 года у Натальи Кирилловны родился первенец – будущий царь Петр Первый. Обрадованный Алексей Михайлович отпраздновал это событие большими пирами и милостями. Среди остальных был отличен Артамон. Матвеев, вместе с отцом царицы пожалованный чином окольничего. А два года спустя, 1674 года, по случаю крестин царевны Феодоры, Артамон Сергеевич получил высший думный боярский чин. Накануне этого события произойдет еще одно, несравненно более важное: будет объявлен народу наследник престола, царевич Федор Алексеевич. Эта важная процедура не случайно приурочивалась к 1 сентября, то есть к началу Нового года. Этим подчеркивалась непрерывность обновления и возобновление династии в повторении циклов годов истории.

В семье Тишайшего это уже был второй случай: Первым престолонаследником был объявлен царевич Алексей Алексеевич. Воспитанник Ртищева, он много обещал, был образован и хорошо подготовлен к царствованию. Но в январе 1670 года наследник престола скончался. Теперь настал черед Федора. Но Федор Алексеевич отличался слабым здоровьем. Его царствование обещало быть смутным, с острым соперничеством боярских партий. Бог любит Троицу: и великим царем России станет Петр Первый, сын Тишайшего и его второй супруги Натальи, клеветы на которую в подметных грамотках так и не удалось доказать и вывести клеветников – за ушко да на ясное солнышко – государю Алексею Михайловичу Романову, второму по счету из царской династии Романовых…

23. Худо-дела в Малороссии при нашествии

После затянувшегося на этот раз бескоролевья, королем был избран Михаил Вишневецкий. Новый король был сыном знаменитого Иеремии Вишневецкого, знаменитого магната «Ерёмы», одно его имя приводило в трепет малороссийских казаков. Выбор Вишневецкого свидетельствовал о том, насколько острым оставался для шляхетства вопрос о казацкой Украине и как сильны были в Польше надежды на возвращение утраченного. Но Варшаве впору лучше было думать не об умножении, а о сохранении своих земель на востоке.

Мятущийся гетман Правобережья Петр Дорошенко недолго оставался в подданстве короля. Молодой писарь из Запорожья Суховиенко, при поддержке крымских татар и казаков Сечи пошел войной против правобережного гетмана. Дорошенко оказался в большом затруднении, еще сильней заметался, пытаясь получить помощь от короля и затеяв одновременно переговоры о российском подданстве под крылом царя Тишайшего. Но Польше было не до помощи Дорошенко, Тишайший же осторожничал, как всегда, опасаясь вмешиваться в дела по ту сторону Днепра. Дорошенко, одновременно угрожаемый Польшей, отказавшей в помощи гетману, и Суховиенко с крымскими татарами, не мог уже держаться своими силами даже на правом берегу Днепра и решил искать подданство у турецкого султана. Заметавшийся гетман попросил турецкого султана взять его Правобережье под свое покровительство. Турция из-за других своих войн на европейском театре не прислала войска гетману, но обещала вмешаться в дела Малороссии на правом берегу. И этого письменного обязательства потенциального вмешательства султана для усилений власти Дорошенко на Правобережье оказалось достаточным, чтобы склонить чашу весов в пользу гетмана. По приказу султана крымские татары ушли от писаря Суховиенко. Тому при ропоте казаков Сечи пришлось передать гетманскую булаву Запорожского Войска уманскому полковнику Михаилу Ханенко.

Гетман Михаил Ханенко тут же присягнул королю Польше. Теперь на Правобережье было два гетмана, «польский Дорошенко» и «турецкий Ханенко», причем позиции энергичного и авторитетного Дорошенко, в отсутствии турецких войск на правом берегу, были предпочтительнее. Дорошенко одолел своего соперника и даже пленил примкнувшего к нему бывшего «монаха Гедеона» слабовольного, но все же авантюрного Юрия Хмельницкого, который, сбросив монашеское платье, вознамерился вновь искать удачу в казацких распрях. Хмельницкий, как трофей, был отправлен в Константинополь. Предусмотрительный турецкий визирь не стал выставлять его голову на потеху черни; ведь это единственно оставшийся в живых сын «батьки Хмеля» мог пригодиться султану. И в самом деле, через несколько лет Юрий пригодится… Ничтожный Юрий в дальнейшем получит от султана гетманскую булаву, но будет султанской игрушкой, предназначенной для разорения несчастной собственной страны…