Очень скоро все было кончено. Елизавета затихла, она больше не изгибалась и не сопротивлялась. Выждав для верности еще две или три минуты, Георгий с осторожным недоверием снял с лица женщины подушку. Да, она была мертва.
Какое-то время он сидел рядом с мертвой Елизаветой, тупо и бездумно смотрел в пол и ничего не делал. Он не знал, что ему делать дальше. Бежать? Куда, как? Ждать, когда его арестуют? Такое ожидание было для него невыносимым. Застрелиться? Вот он, пистолет, валяется на полу. Взять, приставить его к виску, нажать на спусковой крючок – и все мигом кончится… Но и этого Георгий не мог сделать. Он понимал, что у него не хватит воли, а значит, и физических сил себя убить. Поэтому он сидел на разворошенной кровати рядом с убитой им Елизаветой и ничего не предпринимал. Просто сидел и тупо смотрел в пол.
И в это самое время кто-то тихонько постучал в окно. Услышав стук, Георгий вздрогнул. Он подумал, что уже пришли за ним. А значит, ему ничего другого не остается, как только встать с кровати и отпереть дверь. Но он не встал, у него не было на это сил. В окошко опять постучали – чуть громче и настойчивее. Миловидову вдруг подумалось, что пришли не из НКВД, а кто-то другой. Разве из НКВД стали бы стучать так осторожно? Они бы вломились в окно или дверь, набросились бы на Георгия… Нет, это кто-то другой…
Миловидов собрал все свои силы, поднялся с кровати и осторожно выглянул в окно. С той стороны окна он увидел старого знакомца – того самого приблатненного кладовщика со шрамом на лице, который минувшей ночью должен был выдать Геппу и его команде взрывчатку. Увидев, что Георгий на него смотрит, кладовщик начал делать ему знаки руками – пусти, мол, да побыстрее, дело такое, что не терпит отлагательства. Секунду Георгий раздумывал, что ему делать, затем наспех набросил на мертвую Елизавету одеяло и открыл дверь.
– Привет! – сказал Федор, вваливаясь в комнату. – Кажется, никто меня не видел и никто не увязался следом… А ведь думал, что уже кранты… Выследят, прицелятся – и прости-прощай, красавец Федя! Уф-ф! Но повезло. Никто не выследил, никто не догнал… Ну, что ты на меня пялишься? Да, это я. Принес тебе горячий привет от нашего общего знакомого – товарища Геппа. Прямо из камеры, в которую нас запаковали минувшей ночью. Черт меня дернул с вами связаться! Думал, погуляю на воле, пошикую. Вот тебе и погулял! Суки вы все, вот что я вам скажу! Потолковать бы с вами, да недосуг. Ничего, будет и толковище… Всему свой срок. Ну, что ты застыл как статуй! Дай пройти! Да, а шторку-то задвинь. И дверь запри на крючочек. Взаперти оно как-то надежнее.
– Какого Геппа? – испуганно спросил Георгий. – Не знаю я никакого Геппа…
Федор презрительно скривил рот и ничего не сказал. Отодвинув Георгия в сторону, он прошел в комнату и, конечно же, обратил внимание на кровать. Хмыкнув, он подошел к кровати, сдернул одеяло, молча посмотрел на мертвую Елизавету, резко повернулся и стремительным взглядом окинул всю комнату. На полу валялся пистолет. Как Георгий его выбил из рук Елизаветы, так он и лежал. Георгий о нем просто забыл, и вот теперь, одновременно с Федором, увидел.
– А ну-ка, начальничек, замри! – резко приказал Горюнов, подошел к пистолету и поднял его. – Хм! Вальтер! Немецкое оружие во глубине сибирских руд… Ну-ну… Вообще-то хорошая машинка. Доводилось мне держать ее в руках. И даже целиться из нее во всяких личностей. Это я говорю тебе так, для общего понимания. – Держа пистолет в руках, Федор вновь подошел к кровати. – У вас тут, как я понимаю, случилась оперетта? – спросил он. – Ничего, впечатлительно… Подушечка – дело подходящее. Раз – и готово… Вот даже вмятины от зубов остались на подушечке… Это ты ловко управился! Да, а на какую тему была оперетта? Спрашиваю просто так, для общего интересу…
Георгий стоял посреди комнаты и молчал. Он никак не мог прийти в себя от свалившихся на него бед, которые были одна хуже другой. Тут тебе и неудавшийся взрыв шахты, и арест Геппа вместе с компанией, и убийство Елизаветы, и ожидание скорого прихода НКВД, и негаданное появление этого приблатненного субъекта кладовщика… Откуда он тут взялся, какими путями, а главное, зачем пришел? Что ему надо?
– Разве тебя не арестовали? – спросил Георгий. К нему начала возвращаться способность мыслить, и он решил, что таиться при таких обстоятельствах – дело глупое и бессмысленное. Затаиться тут было невозможно, потому что и Гепп, и мертвая Елизавета, и пистолет вальтер в руках у этого нежданного гостя – все это, как ни крути, были доказательствами, которые его, Георгия, обличали. При таком раскладе затаишься с одной стороны – правда вылезет со всех других сторон.
– Вот это – правильный вопрос! – улыбнулся Федор озорной улыбкой. – По существу. А я-то думал, что ты будешь передо мной играть в секретики. Мол, знать тебя не знаю, кто ты таков есть… А ты – в открытую. Это хорошо, потому что таиться у нас времени нет. Мы с тобой – в одной лодке, которая, кстати, дырявая – просто мочи нет! Вместе нам на ней и к берегу грести. Авось выгребем – хоть и дырявая лодка. Ты спрашиваешь, арестовали меня или нет. Еще как арестовали! Просто-таки мое почтение! Прямо-таки из-под земли выскочили, и – в кандалы! Всех! И фраерка, и двух ушкуйников, и, конечно, Геппа. Ну, и меня заодно. Всех с поличным взяли! То есть со взрывчаткой.
– Но как же…
– А это ты спроси в НКВД! – не дал договорить Георгию Федор. – Откуда я знаю как? Зато я знаю другое. Сейчас нашего немчика прессуют так, что тут даже камень начнет давать показания, а не то что этот немчик. В общем, дело тухлое. Так что с минуты на минуту жди архангелов по наши грешные души.
– А ты-то откуда взялся, если тебя арестовали? – с недоверием спросил Георгий.
– А убежал я! – легко ответил Федор. – Подфартило. Попросился в сортир, а там – окошко хлипкое и без решетки… Просто-таки дар небес, а не окошко. Ну, я и… Вертухай, должно быть, до сих пор ждет. Но, думаю, скоро ему надоест. И тогда в НКВД поднимется ужасный гармидер. Поэтому нам и надо торопиться.
– Откуда ты узнал, где я живу? – спросил Георгий.
– Гепп и сказал, – пожал плечами Федор. – Там, в камере… Он-то знает. Да и кто же не знает, где в Прокопьевске живет начальство.
– Что ты хочешь? – спросил Георгий.
– Вообще говоря – спасти собственную шкуру, – ответил Федор. – Неужто не понятно? А заодно и твою. Поскольку уж мы с тобой повязаны одной и той же веревочкой.
– Зачем же тебе меня спасать? Проще – убить. Вот и пистолет у тебя в руках…