– А зачем? – в голосе Геппа по-прежнему ощущались тоска и безнадежность.
– А затем, что мне очень хочется заткнуть ему рот. Ты рассуди сам. Кто и чего скажет, если твой хозяин умолкнет навеки? Мертвые – они тихие… Даже перед следователем. Вот и будет наше признание основным и единственным. Тем, может, и спасем мы свои драгоценные шкуры.
– Да как же ты ему заткнешь рот? – Гепп недоверчиво посмотрел на Федора. – Мы – здесь, а он где-то там…
– Ну, уж это мое дело. И в тюрьмах есть ходы-выходы. Ты главное скажи. А уж дальше – дело мое. А заодно поживешь еще и ты. Ну?
– Что тебе сказать, если ты говоришь, что и сам обо всем догадываешься?
– Обо всем, да не обо всем, – возразил Федор. – А может, я ошибаюсь? А нам ошибиться никак нельзя! И вообще, дядя, ты мне начинаешь надоедать! Вместо того чтобы мне с тебя спросить за твою подставу, я тебе еще и жизнь спасаю! А ты воротишь рыло… Так не делается, ты понял? Попадешь в тюрягу, там тебе быстро разъяснят эти моменты… Да так разъяснят, что вышка покажется тебе слаще воли! А я выступлю главным обвинителем. А может, еще и исполнителем приговора. Потому как имею право.
– Миловидов, – неохотно выдавил из себя Гепп. – Георгий…
– Это кто же такой? – лениво поинтересовался Федор.
– Заместитель директора «Поварнихи».
– Ого! Высоко забралась немчура! Заместитель директора шахты!
– Он не немец.
– А кто же?
– Русский.
– Надо же! Но те, кто за ним, они ведь немцы?
– Да, наверно… Он мне обещал, что переправит меня в Германию. Как немца меня там примут с оркестрами… – Гепп безрадостно усмехнулся. – Как бы он меня туда переправил без немцев?
– Ты кого-нибудь из этих немцев знаешь? Я это к тому, а вдруг они где-то поблизости? И их много, а я один? Вот поэтому я и спрашиваю…
– Не знаю, – сказал Гепп. – А он ничего не говорил.
– Ясно-понятно… Ну а где этот… как его… – Федор пощелкал пальцами.
– Миловидов, – подсказал Гепп.
– Да, Миловидов… Ты знаешь, где он живет?