Миссис Марч

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мама только заснула, – ответила она. – Почему бы тебе не пойти поиграть?

– Мне давно пора спать.

Она подняла голову, посмотрела на маленькое окошко над ванной и увидела, что уже стемнело. А разве уже не было темно, когда она только наполнила ванну?

– Конечно, пора, – сказала она. – Но тогда почему ты не спишь?

– Мне приснился кошмарный сон.

– Возвращайся в кровать.

– Я могу сегодня ночью поспать в твоей кровати?

– Ты уже слишком большой для этого. Ты сам знаешь.

Она ждала, пока Джонатан молча спорил с собой. Она не могла пошевелиться, тогда растворилась бы оставшаяся пена, и он увидел бы ее грудь. Она не могла вспомнить, когда он в последний раз видел ее обнаженной. Она не думала, что вообще когда-либо видел. Она сама только один раз видела свою мать голой, и очень четко это помнила. Черные, густые, жесткие волосы между ног матери, когда та сидела на унитазе перед юной миссис Марч, и была абсолютно спокойна – необъяснимо, ведь обнаженное тело считалось неприличным у них дома.

– Мама… – заговорил Джонатан и стал тереть глаза, его темные густые ресницы спутались во время сна. – Я не могу найти тетю внутри другой тети.

– Ты о чем? – с беспокойством спросила миссис Марч.

– Тетю внутри другой тети… – повторил Джонатан. – Ну, ты знаешь. Русскую!

– О! – с облегчением воскликнула миссис Марч. Он имел в виду коллекцию деревянных матрешек ее матери. – Ты копался в моих вещах? Ты же знаешь, что тебе это запрещается.

– Я не смог ее найти… Последнюю, самую маленькую.

В детстве миссис Марч сама тайно играла с этими матрешками. Она любила их открывать, откручивая верх, чтобы увидеть внутри уменьшенные копии. Иногда она заменяла самую последнюю – самую маленькую и меньше всего раскрашенную – каким-то другим предметом. Например, свернутым листком бумаги с каракулями, пешкой из слоновой кости из шахмат или одним из ее собственных молочных зубов. Она считала великолепным то, что у ее матери вообще имелись эти куколки. Об этом можно было рассказывать. Наконец нашлось что-то, что могло бы их как-то связать – ведь она понимала интерес матери к матрешкам. Но мать, обнаружив, что она с ними играла, отругала ее и переставила матрешек на самую высокую полку над комодом у себя в спальне. У матрешек появилась аура недоступности, что и побудило миссис Марч забрать их себе после того, как мать отправили в Бетесду, а из квартиры все вывезли.

Когда Джонатан наконец вышел из ванной комнаты после долгих убеждений и уговоров, а в конце концов и угрозы наказания, миссис Марч встала и вытащила пробку. Она сидела в неудобной позе, вода остыла. Теперь вода утекала не только из ванны, но и с ее тела, тонкой струйкой катилась у нее между ног.

* * *

Она приняла фитотаблетки, которые помогали в других случаях, но на этот раз они не сработали. Сон не шел.

Она встала с кровати, натянула носки, взяла халат и отправилась в гостиную. Комната освещалась мягким светом уличных фонарей, была погружена в тишину, которую нарушали только время от времени проезжавшие по улице внизу машины.

Много лет назад, во время поездки в Венецию, Джордж подарил миссис Марч странную маску – с длинным клювом, подобную тем, которые носили чумные доктора. Только эта маска была выкрашена в ярко-желтый цвет, вокруг прорезей для глаз – белые и золотистые перья, от чего она еще больше напоминала птицу. Эта маска вызывала у миссис Марч сильное беспокойство, и она спрятала ее на высокую полку, среди старых туристических проспектов, которые там валялись не одно десятилетие. Теперь она залезла на стул и стала вслепую шарить рукой в поисках маски. Стоило ей к ней прикоснуться, как она ее сразу же узнала.

Она принялась бесцельно ходить по квартире, дыхание казалось горячим и громким внутри маски, миссис Марч быстро приспособилась к маленьким прорезям для глаз. В детстве, когда она не могла спать, она не осмеливалась вот так ходить по родительскому дому. Среди ночи гостиная ее родителей с жесткими диванами и тяжелым кофейным столиком казалась опасной, вызывала страх и отталкивала.