– Что ж он, и после этого трибунала минует?
– Выкрутится как миленький.
– За воротник заложить любит.
– Если б только это. Дела своего не знает, саботажник. От работы отлынивает. Бабы эти еще, из хозвзвода…
– Что с ними решили, кстати?
– Рапорта сегодня подали. Просятся в строй: кровью искупим «случаи бытового разложения» и так далее.
– Машин нет, опять же, по чьей вине? С автобатом на связь не вышли. Транспорта нет – снаряды возить некому. У минометчиков по полтора боекомплекта на ствол. С этим наступать?
Офицеры, оправившись, ушли. Гнетущие мысли снова навалились на Черепанова. Стоя посреди занесенного снегом леса, он не впервые ощутил свою тоску и оторванность. Впереди, за узким донским рукавом, всего в километре отсюда – вражья огневая линия. А сзади, за полновесным руслом Дона, русская земля, но как она далека от дома, хоть и ее необходимо считать своей, кровной, как и ту, которую придется завтра отбивать.
Перекинув взгляд через Дон, на укрытый белым одеялом лес смотрел продрогший итальянский часовой. Притаптывая на месте, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, он в сотый раз проглядывал береговую линию враждебной донской стороны. Пальцы под шерстяными перчатками закоченели и плохо слушались, хотя он и шевелил ими каждую минуту.
Что, если русские надумают наступать сегодня? Его промороженные пальцы не в состоянии спустить курок. Дикий ночной холод. Шинель не только проморожена насквозь, но и прилипла к телу, срослась с ним навек, как вторая кожа. Внутри все съежилось. С вечера проглотил он кружку дрянного кофе и кусок поленты, вот и весь ужин. А те, что убыли две недели назад в отпуск, теперь наверняка лежат дома с женами, наевшись до отвала. Ничего, получат и они свою порцию, и будет это вовсе не порция маминых спагетти.
Скоро пройдет Марио и снова привычно спросит: «Как дела, Джованни? Все ли в порядке? Тихо там?» Как всегда, придется сделать вид, что все в порядке, но сам собою промелькнет вечный вопрос: «Сержант, мы вернемся домой?» А Марио, как и прежде, с легким, едва уловимым усердием ответит: «Да, Джованни, мы обязательно вернемся домой».
Позади обезглавленная церковь. Редко он поворачивается к ней и просит у Бога пощады. Есть ли Он среди этих занесенных снегом степей? Не покинул ли Он землю, где дом Его разрушен и превращен в склад для картошки? Где колокольни онемели, а на куполах погнуты кресты? Ведь из здешней церкви Бог давно изгнан, еще до прихода немцев, до того, как колокольни превратили в пулеметные точки и наблюдательные пункты. Так отчего же Бог по-прежнему на стороне русских? Они вырвали язык Его и осквернили дом Его, а Он до сих пор любит нерадивых детей своих. Быть может, оттого, что народ этот сам много терпел и страдал, подобно Господу, идущему на муки.
Теперь эти храмы, дававшие раньше надежду на обретение жизни вечной, несут только смерть. Она прочно поселилась там, как и в развалинах монастыря, что лежит ниже по Дону, в полосе «Тридентины».
Ранней осенью, пока его не перевели в «Морбенье», Джованни служил в батальоне «Тирано». Они были на правом фланге «Тридентины», на стыке с соседним «Эдоло».
Сначала они не могли понять, что за строения сгрудились на краю высокого холма. Что за необходимость была селиться русским здесь, в этом красивом, но неудобном месте? Холм высокий, и те, что жили здесь, наверняка испытывали трудности с водой – попробуй подыми ее из Дона на такую высь.
Посреди построек зиял темный провал бывшего колодца, огороженный наваленным в кучу хворостом. Громадную проплешину, устланную битым кирпичом и прочим хламом, окружали пристройки, хозяйственные помещения, дома в два и три этажа, где над дверными косяками угадывались очертания восьмиконечных крестов. Рядом был запущенный, но еще родивший сад. Все это говорило о бывшем здесь монастыре.
От венгров, что еще жили здесь пару дней, пока итальянцы располагались и подвозили снаряжение, удалось узнать, что в сердце горы устроены огромные катакомбы с множеством переходов, тупиков и комнат. Их так много, что венгры, сунувшись было туда, поняли: без проводника там делать нечего и спешно покинули подземелье. Да и полезли они в него вынужденно, после того как однажды ночью через эти тайные лазы в их расположение пробралась русская диверсионная группа. Венгры подорвали тайный лаз и сровняли его с землей, но все же выставили пост, на случай если русские вздумают раскопать нору, и на прощание наказали своим сменщикам следить за этим местом.
Потом его роту посылали в помощь 46-й роте. Они оборудовали позиции к югу от городка, где разместилась «Тридентина». Склон был изрыт давними подзатянутыми ранами прошлой войны. Люди здесь уже стреляли друг в друга в те годы, когда большевики боролись за власть. Во время работ ребята случайно вывернули из земли скелет, обряженный в лохмотья, напоминавшие военную форму. На груди его была приколота серебряная награда, полученная, очевидно, за Великую войну. Награду заграбастал взводный, а останки отнесли чуть выше позиций и зарыли в отдельной неглубокой ямке, поставив маленький крест, сколоченный из дощечек от консервного ящика. Будут ли ухаживать за могилой русские, когда снова придут на эту землю?
В Великой войне итальянцы были с русскими в союзе. Плохо, что теперь они на другой стороне. Им не повезло с их революцией… А итальянцам со своей? Вот теперь расплачивайся, Джованни, за грехи отцов. Ты не выбирал своего дуче, ты не вносил его на руках в королевский дворец, это сделали за тебя твои отцы и старшие братья. Так отчего они не сидят с тобой бок о бок теперь в окопе? Ради чего парни твоего возраста каждый день едут в тыл с пневмонией и отмороженными пальцами? Не достойны ли отцы после этого твоих проклятий, Джованни? Как и сам ты, плоть от плоти, повторение своих отцов…
В ранних сумерках проснулась артиллерия и с нею все, что дремало до этого по обеим сторонам реки. Дрогнул воздух, а с ним и сухой рассыпчатый снег, обвалившийся с деревьев. Пехота ждала своего часа, собранная в окопах. По стенкам ячеек и ходов сообщений струился перемешанный со снегом песок, шелестел о стальные каски, набивался в ворс шинелей, стекал за голенища.
ebooksa