Рафа вдруг насупился. Он прикусил губу, глаза его беспокойно стали шарить по комнате. «Уж не северный ли ветер задул», — подумал Ледников.
Пора было что-то предпринимать. Рафа не зря стрелял Стригину в висок. Вложи Стригину пистолет в руку и нарисуется весьма убедительная картина самоубийства. Как в нее вписать Ледникова? Очень просто — пристрелить из того же пистолета. А потом вызвать полицию и сказать, что был наверху, услышал шум, выстрелы, спустился вниз, а тут два трупа… Полиция не станет особо разбираться, что тут делали эти русские, от которых в последнее время столько хлопот. Наверняка, не поделили какие-то грязные деньги. В результате один убил другого, а потом застрелился сам — русская душа, как известно, загадочна и темна. А больше в доме никого не было. Не подозревать же бедного сумасшедшего, который все это время находился наверху, потому что уже второй день чувствует себя особенно плохо — у него обострение душевной болезни.
План, пожалуй, не безупречный, но для сумасшедшего вполне даже ничего. Да и какая Ледникову разница, поверит в эту историю испанская полиция или нет, если он уже получит пулю, а то и не одну, потому что начинающий заводиться и злиться Рафа вряд ли обойдется одним выстрелом. Будет палить по-женски — пока патроны не кончатся.
— А знаешь, ведь это ты убил ее, — с ненавистью глядя на Ледникова, сказал Рафа. — Да-да, именно ты.
— Вот как, — вежливо удивился Ледников. Оказывается, они уже перешли на ты.
Судя по ходу мысли и тону Рафы, дело двигалось к развязке. Прежде чем начать стрелять, ему еще надо почувствовать себя правым. Странная мысль для закоренелого мерзавца. Ну да душа человеческая — потемки.
— И как же я это сделал?
— Ты разрушил нашу жизнь. Она была единственным человеком, которому я мог доверять. Единственным! Самым близким. Как и я для нее.
— Ну…
— Что ну?!.. Не веришь. А ты поверь! Да, вот так все повернулось. Мы были врагами, а потом оказалось, что нас только двое. Только двое — и страшный мир вокруг. Где мать, моя мать, ненавидит своего сына!.. А потом объявился ты, и она стала другой. Она стала другой. Я чувствовал, что она уже не принадлежит только мне, что другой человек занимает ее мысли. Да она и не могла это скрыть. Она стала проговариваться. Стала убеждать меня, что ты нам поможешь… Но я-то видел, что она уходит, закрывается, что она уже не моя… И на кой мне эти миллионы, если она уже чужая! А потом Стригин рассказал мне, что она была у тебя ночью и чем вы занимались… Вот тогда я и решил! Сначала я хотел, чтобы ты просто убрался отсюда. Для этого мы наехали на твоих родителей, чуть не утопили их. Но ты все никак не хотел угомониться.
«Отец тогда был прав», — невольно отметил про себя Ледников.
— Я понял, что она может расколоться. Во всем признаться тебе. И тогда я нанял людей…
— Ты приказал ее изнасиловать перед смертью?
Рафа неестественно расширившимися зрачками уставился на него:
— Если бы не ты, она была бы живой!
И сейчас.
Ледников издевательски захохотал.
— Сынок, не рассказывай мне басни, — зло сказал он, с презрением глядя Рафе в глаза. — Кого ты хочешь обмануть! Меня? Или себя?.. И все равно не поверю ни одному твоему слову. Все это вранье. Что я не знаю вашу породу? И про тебя я знаю слишком много, чтобы ты мог меня развести на эти слюнявые сказки! — Ледников даже смачно сплюнул на ковер. Демонстративно.
— Такие, как ты, не способны любить! Она была просто нужна тебе. Потому что она боролась за твои деньги. И вообще без нее твоя мамочка давно упрятала бы тебя в сумасшедший дом… Но ты никогда не доверял ей до конца! Никогда. Ты не мог поверить, что человек может любить другого и жертвовать всем ради него. Потому что сам на это не способен. Ты все время был уверен, что она притворяется, обманывает тебя… Что когда вы получите деньги, она украдет их и скроется. И знаешь, почему ты так думал?
Рафа неотрывно смотрел на него безумными глазами. Рука его, сжимавшая пистолет, тряслась, на лбу выступили капли пота.