соседка с трудом удерживала на поводке бесстрашную от злобы собачонку и смотрела на него перепуганными глазами.
— что с вами? Вам плохо? Вызвать скорую?
— Не надо.
Ледников осторожно ощупал раскалывающийся затылок. Шишка надувалась порядочная, но череп, судя по всему, был цел. И крови тоже не было. Видимо, нападавшие были гуманистами — били не арматурой и не обрезком водопроводной трубы, а слеппером — короткой дубинкой из толстой обувной кожи, внутри которой стальная пружина, а на «ударном» конце плоский или шарообразный утяжелитель. Орудие, скорее, для профессионалов, чем для уличной шпаны…
Набрав побольше воздуха в грудь, Ледников решительно встал. Пожалуй, добраться до квартиры он был вполне в состоянии. Криво улыбнувшись соседке, которая молча смотрела на него растерянными глазами, он побрел к подъезду. Свирепая собачонка тоже вдруг затихла, опустила морду и завиляла, словно извиняясь, хвостом.
Поднявшись в квартиру, он, морщась от сверлившей голову боли, скинул с себя грязную одежду, умылся, достал из холодильника лед, завернул его в полотенце и приложил к затылку. Потом подошел к зеркалу, внимательно посмотрел самому себе в глаза — кстати, совершенно осмысленные — и с издевкой сказал:
— Ну вот, кому-то хотелось приключений… Получите и распишитесь.
В последнее время Ледников не раз ловил себя на мысли, что прошедший год стоит явно особняком в его жизни. И стоило бы разобраться, как-то уразуметь, что с ним происходит. И что есть такое его нынешние томления и неудовольствия собой — каприз, никаких последствий не суливший, либо знак судьбы, призывавший к неким капитальным переменам впереди?
Ледников уже год вел рассеянную и малоподвижную жизнь. Один из приятелей по университету, владевший издательством, специализировавшимся на исторической литературе, как научной, так и художественной, предложил ему поработать с книгами на юридические темы, и он согласился. Во-первых, интересно, а во-вторых, чрезвычайно, даже чрезмерно удобно — свободный график, можно при желании целыми днями работать дома. А можно, соответственно, и не работать. Как говаривал знакомый журналист, прикладываясь с утра к бутылке пива, это в газете все нужно было сделать вчера, а в журнале все можно сделать завтра. Ну, а в издательстве все можно сделать послезавтра или на следующей неделе.
В то время он вдруг ощутил полное одиночество. У него уже не было Разумовской, единственной женщины, которая имела полное право сказать ему: «Я женщина твоей жизни, мальчуган». Ее убили, он нашел и наказал виновных, но образовавшуюся пустоту заполнить оказалось нечем. Родители неожиданно поменяли московскую квартиру на дом в деревне аж на границе Владимирской области и перебрались туда, поближе к природе. Случайные связи со случайными женщинами не в счет. Неторопливость и предсказуемость происходящего вдруг стали ощущаться как некоторая отъединенность от бурно бившей по соседству жизни. Все-таки он привык к иным темпам и напряжениям. Да черт с ней с отъединенностью! Хуже было другое — ощущение какой-то ущербности текущей жизни, ее неполноценности. «В кого ты превратился, мальчуган!» Он иногда буквально слышал разочарованный и злой голос Разумовской. Уж она-то ему спуска не давала.
Чтобы окончательно не превратиться в книжного червя, он даже стал ходить на частные курсы самообороны, которые вел его старый знакомый. Курс был вполне брутальный — никаких тебе японских условностей, китайских церемоний и белых штанишек. Знакомый учил выходить с наименьшими потерями из случайных спонтанных драк. Ударить так, чтобы вызвать болевой шок, сломать пальцы, выдавить, если совсем уж плохо приходится, глаз… Ну и прочие милые вещи. Например, если противник упал, можно обеими ногами прыгнуть ему на грудную клетку, чтобы сломать ребра, и тогда он уже точно не встанет. Главное, надо было наработать автоматизм действий, потому что в драке думать некогда. А Ледников в последнее время как-то подзабыл былые навыки в этой области. Занятия, надо признать, освежали и бодрили. Да и от меланхолий отвлекали, особенно во время контактных спаррингов, когда соперники входили в раж, и приходилось отбиваться от них уже всерьез.
Несколько дней назад Ледников возвращался домой с юбилея своего приятеля художника. Сбежал, потому что тупо напиваться не хотелось, а женщины, которая могла бы хоть немного увлечь, в огромной мастерской, забитой подвыпившими людьми, не нашлось.
Время приближалось к полуночи. По совершенно пустынному переулку в метрах двадцати впереди него шла женщина с тяжелыми сумкам в обеих руках. Судя по походке и расплывшейся фигуре, она была совсем уже немолода.
Сеял мелкий дождик, мокрые листья деревьев в свете редких фонарей казались покрытыми лаком.
А потом сзади возник мчащийся на сумасшедшей скорости джип. Пролетев в метре от Ледникова, автомобиль вильнул и отшвырнул женщину вместе с сумками на несколько метров вперед. Затем он резко взял вбок и, протаранив дорожный щит, закрывавший вырытую во время каких-то ремонтных работ яму, ухнул обеими передними колесами прямо в нее. И затих.
Ледников бросился к женщине, которая, не выпуская сумок из рук, лежала лицом к земле. Из сумок выпали какие-то пакеты, банки, покатились яблоки. Ледников осторожно пощупал шею женщины и понял, что она мертва.
Выпрямившись, он посмотрел на безжизненный джип, из которого не доносилось ни звука, потом достал айфон и включил видеокамеру. Прямо от тела женщины к джипу тянулись следы колес.
Двери машины распахнулись и из нее вывалились две темные фигуры и побежали прямо на Ледникова. Это были типичные охранники, каких теперь тьма вокруг. Бездельники мало на что годящиеся, но уже не способные к нормальной жизни и работе. Значит, в джипе есть кто-то, кого они охраняют…
В этот момент из джипа появился этот самый третий. Рассмотреть его Ледников не успел, потому что двое первых были уже рядом.
— Слышь, ты, хорек! Ты чего тут снимаешь? — проорал на ходу один, довольно здоровенный амбал. — А ну, сучонок, давай сюда камеру!
ebooksa