Смертельный рейс

Разговор зашел о погоде, о сухой бесснежной осени. Летчик немного рассказал о себе, о своей семье. Но Коган ненавязчиво и незаметно повернул русло разговора к местным делам. Часто ли случаются аварии с самолетами, летающими в этих местах? Особенно с транспортниками на Аляску, с перегонными машинами с Аляски в Красноярск?

– Я не знаком со статистикой, товарищ Коган, – задумчиво ответил пилот. – Да и в гражданском флоте я до войны не служил. Могу только судить как летчик, что при такой аварийности работать нельзя.

– Высокая? – Борис внимательно посмотрел на собеседника.

– Высокая, – согласился Иноземцев. – Но я понимаю, что война и не до сантиментов. Надо летать, надо делать свою работу. Всем трудно. На фронте больше людей гибнет.

«Это точно, – подумал Коган, прихлебывая чай. – На фронте больше гибнет. Но это порочная практика, порочное оправдание, если здесь чья-то недоработка, разгильдяйство. Или диверсии. Даже на фронте нельзя оправдывать большие потери. Как лично мне подсказывает совесть и долг перед Родиной: цель командира – не только победить в бою, не только выполнить приказ, но при этом и сберечь как можно больше своих солдат. Не выполняются приказы любой ценой! «Любая цена» – это редкий случай, это безвыходная ситуация. Но если командуют грамотные командиры, то все планируется, многое предвидится. «Любая цена» – прежде всего, низкий профессионализм! Или предательство!»

И Коган стал задавать наводящие вопросы, провоцировать летчика на откровенность. Постепенно стала вырисовываться картина, которую видел Иноземцев, которая сложилась именно в его голове за несколько месяцев службы в Восточной Сибири.

Первая причина, которую пилот ставил «во главу угла», – сложные метеорологические условия. Погода в этих краях менялась очень часто. Виной были большие суточные температурные амплитуды и сложный рельеф местности. За несколько часов могло все затянуть туманами или низкой облачностью. Вдруг прорывается откуда-то шквалистый ветер, час или два свирепствует и потом бесследно исчезает. Приборы сходят с ума от близости магнитных аномалий и перепада высот. Барометрические приборы инертны. Альтиметру нужны секунды, порой почти минута, чтобы при резком изменении высоты подстилающего рельефа дать новые истинные показания. А когда вокруг горы, пилот может не успеть визуально оценить ситуацию. И тогда катастрофа. Но, конечно, недостаточно вспомогательных передающих станций, которые помогают пилотам держать курс. Часто машины сбиваются с курса и гибнут, потому что элементарно кончается горючее, а летчик не сумел выйти к аэродрому или к удобному для аварийной посадки участку местности. Да и почти нет здесь таких участков.

– А подготовка самолетов на земле? Тут дело не хромает?

– Специалистов не хватает, это точно. Хороших специалистов, которые мотор нутром чуют. Этому ведь не научишь, это либо дано от рождения, либо нет. Как талант летчика, так и талант механика.

Ответ был уклончивым, но Коган понял, что часто машины не получают надлежащего технического обслуживания при перегоне и эксплуатации на трассе. В чем причина? Недосмотр руководства, умышленные действия или объективные причины? И первая из них – все же война! Толковые опытные авиамеханики нужны на фронте. Такие, которые и сами многое умеют, с огромным опытом, и такие, которые способны молодых специалистов научить.

Работы шли своим чередом. План выполнялся не на каждом участке, но, насколько мог понимать Шелестов, угрозы срыва строительства это не несло. Чисто технологические нюансы. Но вот на что он не мог смотреть без горечи, так это на баб и подростков, которые тяжелым инструментом трамбовали грунт. Трудная монотонная работа. И низкоквалифицированный труд, для которого по решению начальства и привлекалось местное население. Трамбовка, земляные работы, погрузочные работы, расчистка площадки. Война! И никуда от нее не деться даже здесь, в глубоком тылу, за тысячи километров от линии фронта.

Солнце склонялось к горизонту. Шелестов отвернулся, чтобы лучи заходящего светила не слепили глаза, достал блокнот. Сюда он записывал вопросы и замечания для вечерней планерки. Это было частью его легенды – инженер по надзору за строительством. Не имея инженерного образования и опираясь лишь на собственный жизненный опыт, Максим умудрялся создавать впечатление деятельного и толкового специалиста. Хотя он прекрасно понимал, что его статус присланного из Москвы «надзирателя» заставлял местное начальство и инженеров сквозь пальцы смотреть на некоторые странности московского представителя.

Отблеск на вершине крайней сопки кольнул глаза и исчез. Максим насторожился. Отблеск характерный. Если бы он сейчас был на фронте, то первым делом подумал бы о снайпере или наблюдателе с биноклем. «Черт, вот некстати про снайпера подумал, – поежился Шелестов. – А если правда? Диверсии могут иметь самые различные формы, вплоть до убийства… Кого? Прораба, начальника участка? Глупость».

Максим сразу же вспомнил трех странных людей на краю площадки. Там, у леса, работы не велись уже третий день. Издалека он не мог различить лиц, возраста. А одежду в этих местах все носят почти одинаковую: резиновые или кирзовые сапоги, ватные фуфайки или брезентовые плащи. Но странным было, как он теперь понял, не то, что три человека топтались на той стороне полосы. Странно было, что они вдруг исчезли. Да, если бы они пошли назад к поселку, к домикам строителей, то он бы видел их на полосе. Им минут пятнадцать топать с того края к прорабскому вагончику. Значит? Значит, ушли в лес. «Ах, ты шляпа», – выругал сам себя Шелестов.

Буторин вернулся только к вечеру и сразу явился к Максиму.

– Теть Дуся, жилец ваш дома? – раздался еще из сеней громогласный голос Виктора.

– Что ж ты шумишь-то так, оглашенный! – укоризненно ответила хозяйка. – Максим пришел усталый, весь грязный, промокший. Может, отдохнуть прилег, а ты с шумом.

– Я тоже устал, тетя Дуся, – уже тише проговорил Буторин. – Только моя усталость через разговоры из меня выходит. Не поговорю – как ночь не спал! А Максим не спит, у него свет в окне виднеется. Я вам тут гостинец принес. По пути получилось. Машина, понимаете, застряла, мы ее вытолкали, а через борт капуста попадала. Ну и часть вилков полопались, разлетелись. Так нам в благодарность за помощь разрешили немного взять. Вот вам и на щи с вашим квартирантом!

– Эх, Виктор, какой богатый подарок. Неужто некому больше подарить?

– Теть Дуся, – хохотнул Буторин, – вы с Максимом для меня самые близкие в этих местах люди! Держите.