Смертельный рейс

22
18
20
22
24
26
28
30

Последняя фраза была произнесена чуть тише, при этом ее пальцы легли на руку Бориса. Это выглядело не требованием, скорее как просьба. А Коган не мог отказать такой женщине. Скрывая улыбку, он пошел по коридору за Артамоновой. За окном совсем стемнело. Несмотря на резкие больничные запахи, на душе стало уютно и спокойно.

Борис мысленно осадил себя: «Ишь, расслабился. Женщина ему, видите ли, улыбнулась, симпатию продемонстрировала. Тебе тут работать и работать, а ты о покое думаешь».

В кабинете заведующей все было по-прежнему: стол у окна, настольная лампа под зеленым абажуром. Два деревянных кресла, обитых дерматином, и кушетка, покрытая белой чистой простыней. Наверное, на этой кушетке заведующая частенько ночует, когда задерживается допоздна на работе или во время дежурств. Интересно, она замужем?

– Садитесь, я налью вам чаю с травами, – сказала Артамонова.

– Стоит ли чаевничать, когда у вас дел, наверное… – начал было Коган, но женщина его перебила:

– …Стоит. Вы же не думаете, что заведовать больницей поставят бездельницу, которая не знает, чем себя занять в рабочее время? Я вполне могу адекватно оценивать ситуацию и принимать решения. И если я предложила вам чаю, значит, это не вредит делу. Садитесь, не капризничайте.

Коган уселся в кресло, осторожно положив перевязанную руку на подлокотник. Заведующая не спеша открыла большой термос и разлила по кружкам темную душистую жидкость, напомнившую запахом сразу и желтую осень, и медовый вкус августа. Сама она уселась напротив. Полы белоснежного халата чуть разъехались, открыв колени, обтянутые шелковыми чулками. Борис с трудом оторвал от них взгляд.

– Вам очень повезло, Борис Михайлович, – неслышно прихлебывая чай, сказала Артамонова.

– Конечно, вы ведь не всех угощаете такими ароматными чаями, – улыбнулся Коган.

– Я про вашу травму, – без улыбки возразила Артамонова. Но подумав, добавила: – Хотя вы правы, я мало кого угощаю своими чаями. Я ведь необычный доктор. Я сторонник природного лечения. Вам повезло, что вы отделались лишь травмой руки. И у вас хорошо протекают процессы регенерации в организме. Но все же я хотела вам кое-что посоветовать и кое о чем предупредить.

Борис вздохнул и стал выслушивать традиционные советы о том, что руку надо беречь от переохлаждения, от травмирования, чтобы не возобновились воспалительные процессы. Нельзя перегревать, нельзя давать нагрузку. Ничего нельзя.

Неожиданно Артамонова улыбнулась:

– Вы сейчас думаете: все они такие, эти врачи. Чушь несут, что следует беречься и не травмироваться. А вам работать нужно, нужно ездить по объектам, встречаться с людьми, смотреть и спать черт знает где и черт знает на чем.

– Ну почему же, условия сна у меня вполне удовлетворительные, – возразил Коган и сразу почувствовал, что проговорился, косвенно подтвердив, что живет в городе и чаще всего его работа следователя – чисто кабинетная.

– Мы все обслуживаем трассу, – задумчиво сказала Артамонова. – Каждый по-своему. Мы лечим людей, которые на ней работают. Вы прибыли из Москвы, чтобы контролировать. А пилоты летают, перегоняют самолеты.

– Я ничего не контролирую, – пожал плечами Борис. – Я всего лишь расследую факты аварий и несчастных случаев. А их немало. Ведь работать приходится в очень тяжелых условиях. Есть случаи обморожения, от усталости участились случаи травмирования. Это все объективно. Знаете, я удивлен, но осень у вас в этом году затянулась. Я думал, что здесь уже снега вовсю лежат и метели свирепствуют.

Коган специально свернул тему в сторону погоды. С какой стати Артамонова заговорила о том, что ее больница лечит людей, которые работают на трассе? Для них есть своя медсанчасть. На каждом аэродроме. Ну кроме тяжелых случаев, когда нужна серьезная операция или… вскрытие. Маргарита Владимировна решила примазаться к чужим трудовым подвигам? Или это просто сочувствие?

Коган поставил чашку на стол и поднялся:

– Простите, но мне действительно пора.

Она тоже поднялась и, подойдя к Борису, взяла его за руку. Там, где открытая кисть не была прикрыта бинтами и рукавом рубашки. Пальцы у нее были холодные, трепетные – прикосновение вышло приятным.