– Не факт, – вздохнул Коган. – У такого рода людей бывает два вида реакции. Они или сознаются, или впадают в ступор, наступает полная апатия – дескать, будь что будет, мне теперь все равно. Вот через это «теперь все равно» очень сложно заставить человека переступить. Хорошо, если у тебя есть сведения о его жене, детях, внуках, стариках-родителях. Тогда его еще можно убедить. А если перед тобой одинокий как перст человек да еще с «обагренными по локоть руками», тогда можно голову разбить, но в душу к нему не пробиться. Они даже смерти не боятся, когда впадают в такой ступор. Для них тогда смерть – как освобождение.
Букатов сидел на стуле посреди комнаты, зажав голову руками. Стоявший рядом с ним оперативник не сводил с арестованного внимательных глаз. Хотя Букатова и обыскали очень старательно, шанс попытки самоубийства не исключался.
Когда Коган и Шелестов вошли, задержанный вздрогнул, но головы не поднял, только сильнее сжал ее ладонями.
– Букатов Аркадий Арсеньевич! – строгим голосом заговорил Коган. – Ставлю вас в известность, что доказательств и улик вашей антисоветской деятельности в интересах вражеской разведки достаточно для возбуждения уголовного дела и вынесения вам самого сурового приговора.
Шелестов понял, что с Букатовым Коган вел себя умышленно иначе. Этот человек хоть и был предателем, говорить с ним следовало с уважением. Доказывать его вину, но не унижать. Ступор? Нет, в ступор Букатов не впал. Он слишком флегматичен для такой реакции. Паника была, страх был, но мозг этого человека искал выход, зацепки, способы избежать смертного приговора, жаждал спасения даже в такой безвыходной ситуации.
Через полчаса Букатов начал давать показания.
В коридоре особого отдела 1-й перегонной дивизии было пусто. Шелестов и Коган спешили. До рассвета время еще есть, за эти часы нужно многое обсудить и принять несколько важных решений. Идет очередная группа самолетов – бомбардировщики «Дуглас А-20 «Бостон». Идут не пустые. Две группы по шесть машин. Каждая несет около тонны медикаментов и хирургического оборудования для госпиталей.
В кабинете, на столике в углу, горела большая настольная лампа. В креслах со стаканами чая сидели Гончаренко и Буторин. Вошедшие Шелестов и Коган переглянулись.
– Чаевничают! – усмехнулся Максим. – И гостей не ждут?
Гончаренко поднялся, оставив стакан на столе, пожал вошедшим руки. Высунув голову в коридор, приказал принести еще чая и бутербродов.
Буторин тоже встал, теперь было видно, что его левая рука перебинтована.
– Что это? – спросил Шелестов.
– Неудачная засада, – поморщился Буторин. – Готовили мы, а устроили нам. У Федора Силантьевича одного человека ранили сильно. В госпитале, на операционном столе сейчас. А меня ножом. Хорошо, не в брюхо.
– Ушли? – спросил Коган.
– Двое ушли, троих положили. Ребята погорячились. Все неожиданно случилось. Пока я вмешался, уже три трупа. А двое в реку бросились. Куда унесло, не знаю. Мы попытались по берегу преследовать, но там такие места, что ни пешим, ни конным не пройти. Может, и эти двое погибли, а может, выбрались где в низовье. Гончаренко в милицию сведения передал. Участковый обещал поднять мужиков, прочесать местность, но я думаю, что это бесполезно. Тут такие расстояния, что дивизию потерять можно, не то что двоих человек.
На столе появилась тарелка с пирожками и несколько бутербродов с американской тушенкой. Стаканы в металлических подстаканниках парили, наполняя кабинет ароматом крепко заваренного чая.
Гончаренко включил свет и подвинул стулья к своему столу.
– Давайте налетайте. Сегодня у нас делегация американцев была проездом. Вот оставили угощение. Там еще шоколад был, конфеты, но мы все передали в детский интернат.
Минут десять ели и прихлебывали горячий чай молча, потом Шелестов вытер руки носовым платком и заговорил:
– На сегодняшний день мы имеем следующее: разворошили осиное гнездо, но ситуация стала только хуже. Мы вполне могли спугнуть резидентуру, теперь враг затаится, станет работать осторожнее, может вычислить нашу группу. В любом случае мы потеряем инициативу, а у них может быть запасной вариант действий, о котором мы не имеем представления. Сейчас нам нужно спешить как никогда и не ошибаться. Каждая ошибка, каждый неправильный шаг чреват срывом операции и потерей машин на перегоне. Не будем забывать, что в ущерб фронту здесь собраны лучшие, самые опытные пилоты.