Приказав принести плащ-палатку, Буторин стал обыскивать тело, тщательно осматривая все, что было в карманах убитого. Как и следовало ожидать, ничего ценного и относящегося к антисоветской деятельности при себе этот человек не имел. Ни документов, ни каких-то особенных вещей. Все обычное, безликое. После тщательного осмотра всех тел Буторин велел стащить трупы в одно место и уложить рядом.
Сидя верхом на гнедой кобыле, Буторин ехал к поселку, чтобы срочно сообщить Шелестову по телефону подробности последней стычки. По рации сержант передал кодовое сообщение – к месту боя отправят две машины. За бойцами и телами диверсантов. Там Буторин уже не нужен. Заняться идентификацией можно и в местном морге.
Через час, когда Виктор уже видел вдали дым из печных труб, метрах в трехстах он неожиданно разглядел человека, который сидел на корточках и ковырялся в земле. Ботаник? Мулымов? Этот-то что здесь делает? Ну да, он же изучает растительность Якутии. Если бы попался на глаза диверсантам, они бы его зарезали и закопали. Им свидетели не нужны. И не нашли бы мы этого очкарика уже никогда. Надо с ним поговорить, что ли. Пока мы работаем и ищем диверсантов, не надо бы ему в лес ходить.
Буторин повернул лошадь и погнал низиной к речной пойме в сторону поселка. И только через полчаса Виктор вдруг вспомнил описание, которое давали жители поселка в пятидесяти километрах отсюда. Там, где взорвали передающую радиостанцию. Они описывали геологов, которые проходили мимо поселка. Но что можно описать, когда все одеты-обуты одинаково? И лошади у всех одинаковые. Но люди указали одного, который был в очках, худой и нескладный. Тогда у геологов такого человека не нашли. И диверсантов в очках Буторин до сих пор не встречал. А ведь Мулымов подходит под описание. Бред! Он что, днем травы собирает, а по ночам взрывает радиостанции? А если он наблюдатель и связник? Как же это мы не подумали о Мулымове? А потому и не подумали, что якуты-охотники о нем хорошо отзывались. Надо с Алгыром поговорить еще раз. Что он про Мулымова скажет?
Лешка развел костер, расправил парашют, сделал из него что-то вроде палатки, в которую настелил лапника. Перевязывая ногу раненому Сашке Боровикову, Лешка еле сдерживал тошноту. Началось нагноение, вокруг раны все распухло и покраснело. Заражение крови, да еще целый букет в виде полного истощения и обезвоживания. А еще болевой шок, который Сашка неизвестно как пережил. Может быть, его спасло то, что большую часть времени он был без сознания. Спасло ли?
Сашка лежал безвольно. До этого он был весь собран и сжат, как пружина. Пусть слабая, но все же пружина. Он боролся, старался освободиться из кабины самолета. А теперь лежал и тихо смотрел в небо. Наверное, он даже не чувствовал, что Пивоваров делает с его ногой. А Лешка насобирал сфагнума, обложил мхом рану и перебинтовал ее чистым бинтом из аптечки. Аптечка в Сашкином самолете стала настоящим спасением. И снова Лешка с болью поймал себя на этом слове. Какое, к чертям, спасение, когда такое вот с ногой. Как-то неожиданно для себя он вдруг понял, что Сашка умирает. Нет, нельзя так, нельзя оставлять его в предчувствии смерти, надо до последнего внушать, что все будет хорошо, что они выберутся вместе и Сашка выживет. Что ничего страшного с его ногой не случилось.
– Леха, – позвал Боровиков, когда Пивоваров осматривал свой пистолет, готовясь пойти на охоту.
– Что? – Пивоваров даже сумел натянуть на лицо улыбку. – Ты полежи пока у костра, я быстро. Тут полно дичи. Я вон мяса себе раздобыл, на три дня хватило. И далеко от самолета не уходил…
– Леха, зря ты меня вытащил, – проговорил Боровиков, глядя на друга спокойно и равнодушно. – Потом ведь назад не сможешь затащить.
– Ты чего? Собрался на этих развалинах взлетать? – перевел все в шутку Пивоваров. – Ты полежи, отдохни. Чай вон попей, пока кружка не остыла. А остынет, ты на угли ее подвинь. Но лучше не ворочайся. Отъедимся, запасемся продуктами и отправимся в путь. Я тебя вытащу, не сомневайся! И пистолет под рукой держи, вдруг какой зверь сунется.
Лешка пошел дальше, но на душе у него стало погано. Жуть как неприятно знать, что человек обречен, а ты ничем ему не можешь помочь. И очень страшно представить, что этот обреченный сам знает, что обречен. Страшно ведь знать такое. Жить еще день-два и знать, что это твои последние часы на земле.
Пивоваров прекрасно понимал, что в прошлый раз ему просто повезло с добычей. Не так-то легко отойти ненадолго в тайгу и тут же добыть мяса. Охотники вон на несколько дней в тайгу ходят за добычей. Но другого выхода не было. Надо хоть грибов насобирать. А какие грибы в октябре? Ягоды, но от ягод, если они и съедобные, животом мучиться будешь. Мясо нужно, рыба нужна, но реки под боком никакой. Иди, слушай, наблюдай, приказывал себе Лешка. Там твой друг умирает. И ты умрешь, если не найдешь пропитание.
Какой-то знакомый звук заставил летчика остановиться. Клекот! Нет, это не орел. Такой же точно клекот он слышал в зоопарке, звук, который птица издает клювом. И вдруг вспомнилось, как когда-то в деревне старик-сосед говорил: глухарь на токовище. Глухарь – это же большая птица.
Внутри все заволновалось, заныло под ложечкой. Лешка замер на месте и стал прислушиваться и присматриваться. Глухарь – птица осторожная, а сейчас у нее время кормежки. Она на зиму наедается. И не траву же она ест. Кажется, она обитает там, где сосновые или кедровые деревья. Так, вон кедры, метрах в пятидесяти справа.
Кажется, надо определить направление ветра. Если я услышал звуки, которые птица издает, значит, ветер в мою сторону. Пивоваров облизал палец и поднял его над головой. Кажется, холодит как раз с противоположной стороны. Отлично!
Достав из-за пазухи пистолет, Лешка взвел курок и медленно пошел вперед, глядя, чтобы не наступить ногой на сухую ветку, на шишку, не задеть рукавом ветку дерева. Идти как тень, определил он для себя способ движения.
Через пару минут Лешка шел уже увереннее. Он приноровился бесшумно ставить ногу, приноровился боковым зрением видеть ветки и свои локти. И одновременно не выпускать из поля зрения тот участок леса, где росли кедры.
Несколько раз Пивоваров останавливался и отдыхал. Оказывается, идти медленно и осторожно – это тоже работа, утомительный труд. Или он сам так ослаб, что испарина на лбу выступила? Вытирать нельзя. Любое лишнее движение может выдать охотника и вспугнуть дичь. А глухарь где-то близко.
И тут Лешка его увидел. Широко расставив крылья, крупная птица с ершистой бородкой сидела возле самого ствола кедра. Высоко задранная голова то и дело поворачивалась из стороны в сторону.
«Ах ты, зараза, – проворчал про себя летчик. – Это ведь ты прислушиваешься. И до тебя метров двадцать пять. Не попаду. Руки трясутся, слабость, жрать охота. Я и в хорошее-то время не особо хорошим стрелком был, а уж сейчас от меня и вовсе толку – как от козла молока. Но надо попасть, там Сашок голодный… там друг умирает!»
ebooksa