Валентина открывает рот и сердито смотрит на нас.
— Если я отстаиваю свою позицию, это не значит, что на это влияют гормоны или ребенок. На мои действия влияет твое внезапное преображение в чересчур заботливого изверга, который отказывается прикасаться ко мне, как нам обоим хочется.
Я указываю доктору на выход. Ему не нужно слышать этот разговор. Когда я занимаю его место рядом с Вэл на кровати, она выглядит так, словно может спихнуть меня.
— Я буду прикасаться к тебе, как пожелаешь, ангел.
Она сверкает взглядом и складывает руки под грудью.
— Нет. Я хочу, чтобы ты прикасался ко мне, как пожелаешь ты... и не переживал потом по этому поводу. Как думаешь, что я после подобного чувствую?
Я тянусь к её рукам, но она убирает по-прежнему сложенные руки.
— Нет. Я не хочу, чтобы меня трогали. Ни доктор, ни ты, ни кто-либо еще. Пожалуйста, если ты не выпускаешь меня из пентхауса, тогда, по крайней мере, оставь меня в покое, чтобы я могла побыть в тишине.
Мне хочется огрызнуться в ответ и поделиться своим мнением, затем повалить ее на спину и отыметь до потери сознания. Может, после этого она перестанет кричать на меня каждые пять минут.
— Ангел, — начинаю я, намереваясь попытаться починить забор, который я даже не видел со своего бульдозера.
— Нет. ― Валентина отворачивается и смотрит в сторону окон. — Я не хочу говорить, как и не хочу, чтобы ты ко мне прикасался. Вообще, никто ко мне не прикоснется, пока я не навещу Роуз.
19
ВАЛЕНТИНА
Я отправляюсь на ночь в гостевую спальню и рыдаю до истощения. Черт, отчасти мне не верится, что Адриан правда отпустил меня. Что он не ворвался в комнату посреди ночи и не утащил меня обратно в свою постель, чтобы делать вид, что он наслаждается нежными ласками и занятием любовью.
Дело даже не в сексе или факте того, что он не доверяет мне в вопросах моего разума и тела. Дело в том, что он не принимает себя в этом плане. Адриан убивал людей, которые сейчас лежат под слоем грязи в своих могилах, но он не может принять, что ему нравится чувствовать боль во время секса, и что я могу ему это дать.
Отчасти ему хочется, чтобы я оставалась непорочной добродетельной женой, но этой девушки больше нет. Черт, я теперь совсем другой человек. Сейчас я люблю его острые грани, но Адриан не принимает это во мне. Он не принимает, что женат на женщине, которая наслаждается болью, которую причиняет ему в этом плане.
Я ворочаюсь на сером рассвете, на мне по-прежнему его рубашка, вперемешку с роскошным постельным бельем. Я всем сердцем хочу вернуться в нашу кровать, извиниться за сказанное, за причиненную боль, но не могу заставить себя сделать это. Я никогда не вступалась за себя прежде, но давно было пора начать. Особенно если Адриан продолжит в том же духе после рождения ребенка.
По крайней мере, он так считает. Надеюсь, мой муж начнет понимать, что мы оба изменились к лучшему.
Мне больно от того, что он этого не понимает. Если он не знает, что изменился, как он сможет понять, что изменилась я?