Философская теология: вариации, моменты, экспромты

22
18
20
22
24
26
28
30

516

См. в настоящей книге: Назад к Декарту: некоторые правила для руководства теологического ума.

517

В договоренностях Бога с диаволом, когда последнему были даны очень немалые полномочия в действиях с праведным Иовом (чтобы тот мог в конечном итоге победить искусителя, не похулив вопреки всем своим страданиям своего Творца) были также задействованы определенные «консенсусные механизмы».

518

Можно вспомнить о том, что в Македонии одна женщина, одержимая падшим духом, идя за Павлом, «кричала, говоря: сии человеки – рабы Бога Всевышнего, которые возвещают нам путь спасения» (Деян 16:17). Тем более начальник этих духов был достаточно осведомлен в достоинстве Того, с Кем воевал. Казалось бы, совершенно проигрышная эта война велась не столько для победы над Богом, сколько за владение человеческим родом, но и с Богом он не перестает воевать из ненависти, которая в разы сильнее разумения.

519

О реальном, хотя и собственном онтологическом статусе художественных персонажей в контексте критики их трактовки в качестве фикций см.: [Шохин, 2021b].

520

Так, некоторые отечественные дореволюционные критики теории сатисфакции отмечали, что она значительно лучше проходит, если пользоваться Синодальным переводом, нежели оригиналами библейских текстов.

521

Среди них можно было бы выделить в качестве самого убедительного будущего патриарха Сергия (Страгородского) и в качестве самого решительного священномученика Илариона (Троицкого). См. подробнее об их концепциях искупления [Гнедич, 2007: 99–116, 217–222].

522

См. о предыстории «пазлов всемогущества» и опытах их разрешения в аналитической философской теологии [Шохин, 2018a: 191–197].

523

Этот пример имеет и явное антипедагогическое значение, напрямую «санкционируя» нарушения дисциплины спортсменами.

524

О том же давно писал митрополит Сергий (Страгородский), отмечавший, что «за грехи человек получает воздаяние, но это воздаяние в самих же делах, в том отпечатке, какой кладут они на душу человека», а также что «только не понимая, почему грех ведет к смерти и пр., себялюбец объясняет это себе только внешне – тем, что Бог прогневан, и потому наказывает» (цит. по: [Гнедич, 2007: 104]).

525

Здесь мы имеем дело с небольшой частью большого целого, а именно с доктриной, согласно которой едва ли не каждое значимое слово в Библии (не говоря уже о реалиях) обязано иметь четыре смысла: буквальный, тропологический (в который включался типологический), моральный и анагогический (эсхатологический). Впервые эта четырехъярусная схема была обозначена у преп. Иоанна Кассиана (†435), который предложил знаменитое толкование слова «Иерусалим» как 1) исторического города иудеев, 2) образа горнего мира, 3) Церкви и 4) душ, достигших богосозерцания (Conlat. XIV.8). Процесс догматизации учения о четырех смыслах (которое содержится и в современном католическом катехизисе) не был одномоментным. Беда Достопочтенный (672/673–735), Рабан Мавр (ок. 776/784–856), Пруденций из Труа (†861) решительно последовали за Кассианом и Григорием, но Исидор Севильский (560/570–636) ссылается в своей энциклопедии и на три смысла наряду с четырьмя, и даже Гуго Сен-Викторский (†1096–1141) с учениками писали о трех (historia, allegoria, tropologia) [Lubac, 1959: 139–146]. Но в эпоху Высокого Средневековья томист Августин Датский (†1282) составил уже для школьников свой знаменитый стишок, согласно которому «буквальный смысл свидетельствует о событиях, аллегорический – о том, во что надо верить, моральный – о том, как надо действовать, анагогический – о том, к чему надо стремиться» (Littera gesta docet, quid credis allegoria // Quid agis moralis, quo tendis anagogia). Стишок был правильный: в том, что жертвенные животные прообразуют Иисуса Христа, действительно можно только верить без рассуждения. Свт. Григорий Богослов отмечал, что Бог принял в жертву овна и даже не Исаака (Or. 45, 22), который своим послушанием прообразовывал Иисуса согласно раннехристианской экзегезе начиная еще с «Послания Варнавы» (VII.3) и Тертуллиана (Adv. Marc. III.18).