— Смотрите!
Полковник разжал ладонь. На ней лежало что-то похожее на тонкий наперсток. Обухов наклонился и внимательно оглядел предмет.
— Пуля! — узнал он.— Но особая пуля!
— Совершенно верно,— вздохнул гость.— Мы их из гладкоствольных ружей, а они в нас палят из аглицких штуцеров. Эта штучка,— повертел он на ладони штуцерную пулю,— летит дальше и бьет крепче.
Он замолчал и протянул пулю.
— Возьмите на память о Севастополе...
Часы в темном футляре пробили полночь; за беседой гость и хозяин не заметили, как быстро пролетело время. Пора было на покой. Обухов встал. Был он высокий, дородный, с военной выправкой, и полковник невольно залюбовался им.
Они разошлись в разные горницы, но всю ночь Обухов не мог уснуть. Лежа в постели и прислушиваясь к завыванию метели за окном, он долго ощупывал в ладони подарок гостя...
2
Полковник-приемщик оружия давно уехал, но Обухов не забыл этой встречи. Он несколько месяцев сидел над книгами, затем как-то вызвал к себе старого Златоустовского литейщика и долго беседовал с ним.
В этот день оба волновались — они задумали неслыханное дело.
Началось с простого — с изготовления тиглей. Тигель — горшок. Он высок, с прямыми стенками и двумя днами; в верхнем — небольшое отверстие. Тигли делали из огнеупорных смесей графита и глины. В них плавили металл, и они должны были выдержать температуру в три тысячи градусов.
В Златоусте впервые увидели изготовление тиглей. Всем это было в диковинку. Однако изобретателей преследовали неудачи, тигли лопались на небольших температурах и металл растекался.
Старый литейщик жаловался:
— Немыслимое дело мы затеяли, Павел Матвеевич. Наши-то смеются, горшечниками зовут.
Обухов хмурил брови.
— Горшечники — это почетно. А ты потерпи еще немного!
Ему и самому было тяжело. Он не раз уже ловил насмешливые взгляды; много ночей прошло без сна, но инженер не сдавался.
«Нам тяжело,— думал он,— но солдату под огнем еще тяжелее. Нет, надо работать!»
Они упрямо продолжали работу. Все стали замечать, горшки лопаются реже и выдерживают высокую температуру.