Урбан махнул рукой.
— Постой, что ты все глядишь, уперся в машину?
— Учусь.
— Чему учишься? Что там случилось?
— Чему? Дурак ты — управлять машиной!
— Стоишь и учишься? Все время стоишь?
— А ты не знаешь? — Урбан хохотнул. — Тебя, видно, не учат…
Тансык хотел было как следует поговорить с Урбаном, но тот говорить отказался:
— Не мешай!
Тансык побежал к Лубнову, к Борискину и потащил их поглядеть на Урбана.
— С ума сошел, стоит и глядит на машину, не хочет говорить, — рассказывал он. — Надо увести его, он может броситься на машину, у него такие глаза.
Борискин из-за косяка понаблюдал за Урбаном, потом вошел и остановил компрессор.
— Ты что делаешь? — крикнул он.
— Учусь, — ответил Урбан.
Бригадир расхохотался.
— И все время так учился?
— Здорово учился! Голова болит, глаза болят. — Урбан прикрыл глаза руками. — В глазах машина и колеса.
Растолкали Ключарева и под руки увели в контору. Выяснили, как он учил Урбана, и тут же уволили. Урбан остался в недоумении, почему выгнали учителя, что такое было с ним. Только после, когда Лубнов взял его в ученики, он понял, что Ключарев не учил его, а издевался. Понявши, Урбан сказал: «Убью» — и вышел. Но Ключарева не было на участке: он успел пропить все деньжонки и уехал. Увольнение Ключарева послужило на пользу. Все, кто небрежно относился к ученичеству, поняли, что с ними не будут шутить. Ученики сразу сделались понятливыми, и заявления инструкторов: «Учи не учи, ничего не выйдет» — прекратились.
Тансыка с Урбаном отправили на курсы компрессорных машинистов километров за сто от выемки на другой строительный участок, где работало больше десяти компрессоров.
Первую весть о себе они прислали месяца через три. Борискин получил записочку. На клочке папиросной бумаги Тансык сообщал, что все хорошо, учат, кормят. Урбан понимает все, и если Тансык будет первым машинистом, то Урбан — первым помощником. В конце раз пять было повторено слово «спасибо», и в углу приписочка: «Писал сам Тансык».
ebooksa