И в бараках были сделаны полы, правда, не по два, а по одному. Охрана труда зашла посмотреть, потопталась на них и похвалила:
— Хорошо.
Степа часто встречал Охрану на дворе и в цехах. Она мужественно шагала по грязи, среди вагонеток, не боялась ни станков, ни пламени. Ее острый глаз видел все опасности, которые грозили рабочим; карандаш записывал, а через несколько минут она стояла перед директором и требовала: «Необходимо устранить…»
По заводу шутили, что директор просил перевода в другой завод единственно из-за того, что каждую ночь во сне к нему без доклада является Охрана труда, требует починить, исправить, купить, выдать и без разрешения курит его папиросы.
Степе нравилась Кулькова, которую не держали ни закрытые двери, не пугали ни машины, ни люди, не брали жар и сквозняки. Говорили, что и лето и зиму она ходит в кожаной тужурке, в легком платочке, ничуть не бережет свое здоровье и жизнь, тогда как здоровье и жизнь рабочих готова отстаивать чем угодно. Запоздай с выдачей производственной одежды, не вставь вовремя стекло, Кулькова измучит и директора и всю администрацию, а выдать заставит.
В одну из встреч Охрана труда остановила Степу и спросила:
— Мастер хорошо относится?
— Хорошо.
— А старший рабочий?
— Тоже.
— Ну то-то. Кудимов за уши учеников дерет, да я отучу! — И Охрана труда решительно направилась в токарный цех на расправу с Кудимовым.
VIII. ЗАЩИТНИК
Настю Дымникову приняли в школу и послали извещение, чтобы осенью, к началу занятий, она приезжала, но Степа не доверился извещению, написал письмо от себя и начал ждать девушку. Он думал, что она приедет тотчас, как получит письмо.
Девушка не спешила. У нее была не сжата рожь, овсы стояли недозрелыми, огород полон овощей, а отец начал прихварывать. Он редко выходил с серпом, и Настя работала одна. Можно было прийти в отчаяние от широких полос, она же старалась забыть их величину и жала. Утреннее солнце заставало ее на полях, вечернее уходило на покой раньше, чем девушка; в полдень отец приносил для нее обед на поле.
У Насти болели руки, ломила спина, лицо худело, но взгляд был полон надежд и веселья. Кидая тяжелые горсти ржи, она часто запевала песню и всякий раз утром по дороге сплетала из горных цветов венок на свою голову. За день цветы увядали, но в другое утро венок сплетался из новых, свежих.
У девушки лежали на полке извещение из школы и Степино письмо; она помнила, что занятия начнутся первого сентября и торопилась закончить все работы.
Рожь была сжата и свезена во двор, овес сжат наполовину, другая стояла недозрелой. В день отъезда Настя пришла с полей, выкупалась в Ирени, сложила в узел платьица и объявила:
— Я готова.
— Изработалась ты, девонька, — пожалел ее отец.
— Там отдохну. А может, не ездить, остаться дома? — Девушка заметила, что отец грустен.