Перебегая глазами от одного мертвого дерева к другому, Нагорнов заметил, что впереди у дороги стоит деревянный столб с широкой исписанной доской, а за ним маленькая нелепая построюшка из обгорелых бревен, ржавого железа, кусочков фанеры.
Нагорнов подошел к столбу. На доске было написано:
Гаврил Петрович несколько раз перечел эту страшную повесть, затем перешел к построюшке. На фанерной двери белела надпись мелом: «Новоселковский сельсовет и правление колхоза».
Дверь, несмотря на ранний час, была не заперта, и Нагорнов вошел в построюшку. В тесной комнатке с маленькими оконцами спали на солдатских топчанах два бородатых человека.
Как ни тихо вошел Нагорнов, но хлибенькая построюшка вся дрогнула, заскрипела дверью и полом. Спящие проснулись. В коротко остриженном, гладко побритом пришельце, одетом в военную одежду с орденами и медалями, они не узнали своего однодеревенца столяра Гаврилу. А Гаврил Петрович не узнал в поседелых бородачах своих ровесников, председателя сельсовета Кузьму и председателя колхоза Степана.
Степан, более юркий, чем Кузьма, спустил ноги с постели, не целясь, попал в коли́шки, встал, пригладил ладонями лохматые волосы и спросил Гаврилу Петровича:
— Откуда, товарищ, из района?
— Нет, подальше.
— Из области?
— Еще подальше.
Тут заторопился и Кузьма и скоро тоже был на ногах.
— Откуда же? — продолжал Степан.
— Из Берлина. Гаврил Нагорнов. Отвоевался.
— Нагорнов?! — вскрикнул Степан. — А тебя тут сколько раз хоронили.
— Всех нас хоронили, а вот живем, — буркнул Кузьма и крепко обнял Нагорнова.
Затем обнял его и Степан.
— Из Берлина. Ну, как там? — спросил он. — Здорово повоевали?