— Но и не в одни сторожа годишься, — с горячим упреком сказал Степан. — Плотник и столяр первой руки, герой войны, орденоносец — и вдруг сторожем, где вполне справится старушонка. Да случись так, меня съедят. Куда, скажут, такого человека упрятал?
— Я сам выбрал. Хочу быть при детях.
— Хочешь при детях — женись и нарожай детей! Не хочешь жениться — возьми на воспитание сиротку.
— Хочу, чтобы вокруг меня много их было.
Степан предлагал Нагорнову любую колхозную должность: заведующего животноводческой фермой, счетовода, кладовщика, даже готов был отдать свое председательское место. Кузьма тянул в секретари сельсовета. Но Гаврил Петрович выбрал строительную бригаду: «Мне эта линия самая сподручная, и для колхоза она не последняя». Кроме того, просил отдать ему и должность школьного сторожа. Мужик он еще сильный, и протопить школьную печь да вымыть пол шваброй — для него не труд, не бремя.
Степан и Кузьма согласились. Рядом со школьной палаткой Нагорнов вырыл для жительства себе землянку.
Второй десяток лет Гаврил Петрович руководит колхозной строительной бригадой, одновременно работает школьным сторожем и живет при школе. Новоселки давно перебрались из землянок в бревенчатые избы, для школы поставили кирпичное здание. Коробку и крышу этого здания возвели взрослые строители, а всю внутреннюю обстановку — переборки, парты, шкафы — сделали ученики.
Началось с малого: Гаврил Петрович подарил школе тот набор столярных инструментов, что привез своему Петьке из Чехословакии, и организовал из учеников столярно-плотницкий кружок. Постепенно кружок разросся в большую бригаду.
Потом Нагорнов развел с учениками сад — целый гектар яблонь, вишен, слив. Он постоянно что-нибудь придумывает: парники, цветники, площадки для игр, а придумав, сейчас же начинает мастерить и обучать этому школьников. Гаврил Петрович всегда при детях и только ночью остается один. Тогда он вынимает из коробки куклу, что привез для своей Аленки, сажает ее перед собой на стол и разговаривает с нею, будто с живой дочуркой.
Все, кто знает Нагорнова, удивляются, как сильно переменился он за войну: если раньше у него была первая дума о себе, о своей семье, то теперь первая дума о других, а о себе, пожалуй, и совсем нет никакой думы.
Кое-кто полагает, что и постоянная возня с детьми, и забота о них, и не сходящая с лица печальная, но безгранично добрая улыбка — все это у Нагорнова нарочно, чтобы заглушить тоску по погибшей жене и детям.
Но все равно да будет благословенна и такая любовь, если от нее любящему спасение, а любимым радость и счастье!
ЗАРЯНКИ
Я вырос в деревне. Когда приехал жить в город, то и здесь решил устроиться по-деревенски: чтобы дом был маленький, одноэтажный, а около дома огород, пруд, сад и в нем птицы. Долго искал и наконец такой дом нашел. Было все, к чему я в деревне привык, только все очень маленькое: в огороде четыре грядки, сад — пять яблонь, куст смородины и три липы; пруд — девять шагов в ширину и одиннадцать в длину.
Каждое утро перед работой я выходил в сад и огород узнать, что там нового. Однажды нашел березку среди крапивы. Она оказалась сломанной — наверное, кто-нибудь примял — и начала уже увядать. Я замазал перелом глиной и забинтовал тряпкой. Березка зазеленела. В другой раз, заметив, что нижние ветки смородины поникли до земли, подставил к ним подпорки. В третий нашел шмелиное гнездо в траве и отметил его колышком, чтобы не наступили. Ходил и все думал, что скоро придет такой день, когда я не найду ничего нового и мне станет скучно.
И однажды я было уже решил, что наступил такой день. Я обошел угодья несколько раз, но все было по-старому. Сел на лавочку, прислонился спиной к липе и подумал: «Надо искать новую квартиру, чтобы и огород и сад были покрупнее».
Вдруг над моим ухом что-то пролетело, я услышал шорох, и в ухо стукнулась волна воздуха. В стволе липы, как раз на уровне моего уха, оказалось дупло, а в нем три маленьких голубоватых яйца. На следующий день я уже не думал искать новое, а пошел прямо к дуплу узнать, какая живет в нем пичуга. А новое ждало меня: в дупло заглядывал кот.
— Брысь, мошенник! — Я не нашел, что кинуть в кота, и кинул перочинный нож. Кот прыснул на забор.
«Съел, наверное, зверюга». Нет, не успел: яйца были целы, а на нижних ветвях липы беспокойно стрекотали две пичужки-шилохвостки в серых рубашках: одна с белым фартучком на груди, другая с желтым — зарянки. Обычно веселые, певучие, зарянки были ужасно встревожены. Я догадался — хозяева дупла.
«Все равно загубил семью: на липе оставил шерсть и запах, и зарянки не вернутся в гнездо». Я кинулся за котом, чтобы наказать разбойника. Манил, пробовал незаметно подобраться и схватить — где там: кот вскарабкался на дуб в соседнем огороде.
ebooksa