Но Утурбай и большинство повстанцев зашумели.
— Нельзя давать винтовки. Тогда совет старейшин расстреляет их, заодно с ними и нас.
— А я вот что скажу. — Иван Конышев встал. — Мы не возьмем винтовки и не будем стрелять, пока не узнаем, в кого летят наши пули. В Токмаке тысячи народу, наши враги и друзья живут рядом, а пуля дура — может убить брата, друга, дитю невинную, подлеца же оставить подличать дальше. И вы напрасно бьете всех подряд.
— Как их разделишь? — зашумели повстанцы.
— Вспомните еще раз обоз. Если бы Утурбай не пришел к нам, была бы война. Пойдите в Токмак с умным словом! Умное слово сильнее всякого оружия. А теперь, — Конышев поклонился, — спасибо за кумыс! Не будете гнать, никуда мы не пойдем. — Обернулся на свою команду: — Правильно, ребята?
— Правильно.
Солдаты ушли в свою юрту, а Утурбай с помощниками — в совет старейшин. Там он сказал:
— Отпустите меня в Токмак. Я узнаю, кто наш враг, а кто друг, с кем надо драться, а с кем пить вместе кумыс.
Старейшины с длинными белыми бородами долго сидели молча, неподвижно, как снежные куклы, потом Исатай сказал:
— Зачем идти самому, ты зови к себе весь Токмак и угощай кумысом! Ты любишь распивать кумыс с русскими.
— А что еще велел тебе твой русский брат Иван? — спросил другой старейшина. Они уже знали от вестников Длинного уха все, что недавно было в юрте Утурбая.
— Надо убить этих русских, — сказал отец Утурбая. — Они погубят нас.
— Отец, вспомни: они дали нам жизнь. Таких нельзя убивать.
Старейшины снова замолчали как замороженные. О, они умели не видеть и не слышать, когда хотели отделаться от человека. Утурбай постоял, помялся и вышел.
Начались ежедневные бои. Повстанцы думали измучить осажденных и вынудить на сдачу. Они поделили всадников на несколько частей и беспрестанно посылали на город то одну, то другую часть. Утурбай со своей сотней джигитов кидался в самые жаркие места. Он рассудил, что лучше умереть в бою, чем попасть в плен и быть зарезанным бабой.
Он еще раз попробовал вмешаться в большие дела и пришел на совет старейшин. Но старейшины все молча встали и ушли из юрты.
В тот же день Утурбая ранили в грудь. Его принесли в юрту отца, положили на кошму. Мать и сестра заплакали.
Утурбай приподнялся и сказал:
— Мать, побереги слезы! Чем ты будешь плакать над отцом? Мать, ты шьешь мешки… Напрасно! Лучше беги, пока не поздно! Сестра, позови Ивана и всех моих русских братьев!
Солдаты пришли, встали на колени вокруг Утурбая, лежавшего на полу. Были слышны выстрелы, крики, топот лошадей, стоны и мольбы раненых — весь жестокий и кровавый бой, в котором ранили Утурбая.