И через месяц появился в долине первый бревенчатый дом с печью, столом, скамьями, окнами, затянутыми бараньей брюшиной. А еще через неделю — баня.
Жизнь в долине пошла тем же порядком, как в степи. Скот копытил поляны, добывал прошлогоднюю траву. Хозяева оберегали его от диких зверей, а тот, что начинал слабеть, резали и ели. Кто был небогат скотом, промышлял охотой на горных козлов, зайцев, глухарей.
Здесь было больше снега, чем в степи, ветер сдувал его с высот в низины, громоздил высокими сугробами. К весне овцы и козы уже не могли докопаться до травы, их пришлось прирезать. Зато всю весну и лето стояли такие травы на горных пастбищах, что коровы и кобылицы доили в два раза больше, чем в степях.
В августе растаял на горных перевалах снег, и открылся путь в степи. Беженцы послали несколько джигитов на разведку. Им поручалось сделать объезд самых крупных кочевий, нескольких городов, разыскать многих людей, которые остались по ту сторону гор.
От команды Конышева — за ней постепенно укрепилось это имя — были взяты в разведку сам Иван и казанский татарин Шарафей. Этот татарин очень помог сближению команды с беженцами. Он быстро научился говорить, петь, играть на домбре, как настоящий казах, к тому же оказалось, что у татар и казахов много одинаковых обычаев. Через Шарафея казахи окончательно поверили команде Конышева.
На первом же кочевье разведка узнала большие новости. Русский царь и все его помощники свергнуты. Правит страной новое, Временное правительство. Казахи-повстанцы могут возвращаться на свои места, их никто не будет преследовать. Бои в Казахстане кончились. Но большая война с немцами еще идет. Вестники Длинного уха рассказывали, что есть люди, которые требуют: «Долой войну!»
Разведчики передвигались группой вместе. Им никто не мешал бывать где вздумается, говорить что захочется. Старые царские власти разбежались и сами старались не показываться людям, новые чувствовали себя временными и не знали, что делать. Да их и не слушались: всякому понятно, что временный работает кое-как либо совсем не работает и только ждет постоянного.
Казахи-разведчики интересовались своим: что творится у них в аулах, на кочевьях, живы ли, где находятся родные и близкие люди?
Иван Конышев и Шарафей болели за свое: можно ли им объявиться, будут ли спрашивать с них за обоз с оружием, скоро ли кончится война и солдат отпустят домой?
В Алма-Ате они поговорили с фронтовиками, которые лежали в госпитале по ранению. Получалось, что команде Конышева рано объявляться. Война. Их обязательно отправят в свою воинскую часть. А там расправятся по законам военного времени и за обоз с оружием, и за дезертирство. Вместо дома — Вологды, Казани, Полтавы… — загремишь на передовую, в штрафной батальон.
— Где бы повидать этих, которые всем недовольны? — спросил Конышев.
— Каких это? Вот мы — недовольные. — Разговор происходил около госпиталя в саду, куда выздоравливающие вышли погулять.
— Ну, этих… этих… — Конышев щелкал пальцами. — «Долой войну!».
— Большевиков, — догадались выздоравливающие. — У нас в лазарете полно их. Завтра будет митинг. Приходите!
— Пустят? — спросил Иван. — Небось солдатам и собакам вход воспрещен.
— Это давно отменили везде. Выкинули вместе с царем-батюшкой.
Митинг был назначен в том же госпитальном саду. Иван и Шарафей явились раньше всех. Но скучать им не пришлось. Едва они появились, из госпиталя выпорхнула к ним молоденькая женщина в белом халате и косынке:
— Вы, товарищи, на митинг? Да, хорошо, — и очень обрадовалась. — У нас народ больной, так я попрошу вас перетаскать из сада все скамейки сюда, — и указала место.
Они перенесли десятка три скамеек и еще стол и несколько стульев из госпиталя. Женщина закрыла стол красным лоскутом и спросила:
— Проголодались, товарищи?
ebooksa