В этой жизни мы знакомимся с множеством разных людей. Мы делим с ними время до тех пор, пока нас не разлучают экономические, семейные или иные обстоятельства. Но настоящий друг не уходит, когда меняются обстоятельства.
Всякий раз, когда Шаддам Коррино чувствовал себя расстроенным, он любил сидеть на своем большом троне в императорском аудиенц-зале. Рядом с ним находилась тогда только Вещающая Истину. Преподобная Мать Мохайем всегда держалась в тени, предпочитая оставаться незамеченной, и ее ненавязчивое присутствие не раздражало Императора.
Входя в зал, граф Фенринг знал, что подумает об этом его старый друг. Шаддам задумчиво смотрел на сине-зеленый Хагальский кристалл, который держал в руке, а одетая в черную накидку Преподобная Мать Бинэ Гессерит скромно стояла возле пустого трона Императрицы. Ариката в это время занималась другими дворцовыми делами, мудро решив оставить супруга одного.
Но Фенрингу, так или иначе, следовало встретиться с Шаддамом, чтобы прояснить ситуацию. Он поступил правильно, оставив на Арракисе Грикса Дардика, так как странный ментат умудрялся самим своим видом безумно раздражать Императора. Это бы еще больше осложнило ситуацию.
Утром Лето Атрейдес отбыл с Кайтэйна, забрав с собой свою свиту и свою честь – нарушив все планы Фенринга по уничтожению мятежника Лондина. Разочарованный Шаддам, естественно, обвинит в этом своего лучшего старого друга.
Граф снял позолоченную шляпу и низко поклонился, остановившись перед кварцевым троном, решив соблюсти все ритуальные формальности, ибо к тому располагало поведение Императора. Позолоченную шляпу, подарок супруги, исполнили в древнем стиле – такие носили когда-то кавалеры на первой Земле, черные с серебристой тульей, в этом головном уборе, по уверениям Марго, граф походил на какого-то ослепительно красивого исторического персонажа.
Шаддам испустил долгий глубокий вздох.
– Герцог Лето явился сюда, и мы оказали ему милость и уделили внимание. Он откровенно искал возможности укрепить позиции своего Дома. Как он мог предъявлять такие требования, если отказался принять предложение и сделать то, о чем его просили? – задал Император явно риторический вопрос. – Он же не мог не знать, что за возвышение придется заплатить. Зачем он попусту потратил мое время?
Фенринг заметил, что отороченный золотом плащ Императора выглядел не так безупречно, как всегда.
Мохайем, стоя неподалеку, анализировала каждое произнесенное слово. Она являлась не только Вещающей Истину, но и советником, способным нашептать Шаддаму на ухо хитрую интригу или раскрыть хитросплетения чужих замыслов. Фенринг не любил становиться объектом ее пристального внимания, а кроме того, он знал, что все увиденное она тотчас передаст в капитул ордена Бинэ Гессерит.
– Ах-х-х, он даром отнял время и у меня, сир, – сказал Фенринг, ломая пальцы. – Я потратил массу сил, использовал все свое влияние, чтобы сделать из него нашего протеже. Я рассчитывал, что он проявит большую, э-э, гибкость… и податливость. – Его близко посаженные глаза заблестели, он оживился. – Но усилия все же не пропали даром. Лето Атрейдес удивительный и противоречивый человек с очень неудобной совестью. Он на самом деле хочет возвысить свой Дом, но желает сделать это на своих условиях.
Глаза Шаддама холодно блеснули.
– На
– Вы правы, сир.
– С другой стороны, при всей его способности портить мне настроение, строгие понятия Лето о чести делают его предсказуемым и надежным. Он спас мне жизнь на Оторио, как, между прочим, и твою, и я глубоко ему за это благодарен. Но его добровольная моральная смирительная рубашка делает его слишком независимым в глазах других. Он что, не понимает, что это я устанавливаю правила?
– Уверен, что понимает.
– Вот интересно, – проговорил Шаддам и побарабанил пальцами по подлокотнику хрустального трона, – когда аристократы платят мне дополнительный налог на специю, это ведь не только пополнение императорской казны, но и проявление вассальной верности, не так ли? Они все это понимают. Это не предмет для сделок и переговоров. Именно поэтому я намерен вскоре устроить торжественную публичную демонстрацию, чтобы показать всем, как народ и в особенности мои аристократы вносят свой вклад в улучшение Империи. Может, там должен присутствовать и Лето…
Фенринг нахмурился. Он сомневался, что тяжкое бремя дополнительного налога являлось лучшим способом компенсировать ущерб от взрыва на Оторио; эта мера только раздражала Ландсраад. После возвращения графа с Арракиса Император поделился с ним легкомысленным планом устроить процессию и выставить на всеобщее обозрение доходы Империи от всех налогов. Императора очаровала эта идея, но Фенринг счел ее скорее провокацией, нежели торжеством, однако переубедить Шаддама не смог. Фенрингу следовало бы лучше разбираться в характере своего старого друга и понимать, когда и как можно на него надавить.
Сейчас он надеялся, что сможет направить в иное русло мысли Шаддама относительно герцога Атрейдеса.
– Хм-х-х-ах, тем не менее многие вещи могут стать предметом и сделок, и переговоров, сир. Иногда легче получить нужное, чем-то удовлетворив другую сторону. Наша с вами многолетняя дружба есть результат таких малозаметных переговоров и взаимных уступок. – Он прошелся перед троном, рассуждая вслух. – Я пока не хочу сбрасывать со счетов герцога Каладана. Возможно, мне как-то удастся его использовать. Он не проявляет интереса к специи, но что-то же его волнует? Может, я найду способ сделать его нашим должником, но сохранить у него иллюзию, что он действует на своих условиях.