Другая страна

– Можно потом завернуть ко мне и покурить, – хмуро предложил Гарольд.

– Мне пива, – сказал Лоренцо. По его лицу было видно, что он предпочел бы что-нибудь покрепче, но не хотел выставлять Вивальдо.

Вивальдо повернулся к Белл.

– А тебе?

Девушка оперлась на руку, слегка подавшись вперед.

– Я хотела бы, если можно, коньяк «Александр».

– Пожалуйста, если ты способна его пить.

Теперь девушка, манерно изогнувшись, сидела, серьезно глядя на него, как подобало в ее представлении светской леди. Вивальдо перевел взгляд на Гарольда.

– Мне пива, – определился Гарольд. – А потом можно и по домам.

Вивальдо подошел к стойке и заказал выпивку; рюмку, полную до краев тягучим коньяком, он принес отдельно от остальных. Лоренцо он взял чистое виски, зная, как тот его любит, и еще бутылочку пива, Гарольду – только пиво, а себе – двойной бурбон. Останусь без гроша, ну и плевать. Будь что будет. Он не мог сказать, что движет его поступками – паника, безрассудство или страх. Ясно только, что он хочет забыться и не думать о том, где сейчас Ида и что она делает. Нет, крошка, о тебе подумаем позже. Он не хотел, вернувшись домой, лежать там без сна, ожидая ее возвращения, или шагать по комнате, переводя взгляд со стен на пишущую машинку. Это все тоже потом! Где-то глубоко внутри таилась пустота, там зарождались эти проклятые вопросы, которые представляли жизненно важный интерес только для Вивальдо и больше ни для кого на свете. Там внутри находилась сырая неоформленная масса, из которой формировался Вивальдо, и только он, Вивальдо, один, мог управлять ею.

– Поехали, – сказал он. Все нетвердыми руками подняли рюмки и выпили.

– Спасибо, друг, – поблагодарил его Лоренцо, опустошив рюмку одним глотком. Вивальдо взглянул на его испитое, серое лицо, подумав, что вскоре оно станет еще более серым и испитым. Нос поэта был покрыт толстыми темноватыми прожилками, а глаза иногда, вот как сейчас, когда он глядел прямо перед собой, принимали недоуменно-детское выражение, говорившее о бесконечном одиночестве. Белл тоже замечала это выражение, и тогда на ее лице отражалась борьба между сочувствием и непробиваемым равнодушием. А Гарольд в такие минуты сидел нахохлившись, словно огромная птица, озирающая с дерева окрестности.

– А меня в Испанию тянет, – вдруг объявил Лоренцо.

– Ты знаешь испанский? – спросил Вивальдо.

– Он жил там, – сказала Белл. – Когда крепко поддаст, всегда заводит разговор об Испании. Мы решили поехать туда этим летом. – Она склонилась над рюмкой, лицо ее скрылось, а голова с копной волос показалась Вивальдо каким-то немыслимым панцирем диковинной черепахи. – Как, поедем, дорогой?

Лоренцо беспомощно развел руками.

– Если удастся собрать деньжат.

– Дорога туда стоит недорого, – сказал Гарольд. – И жизнь там дешевая.

– Великолепная страна, – отозвался Лоренцо. – Больше года я жил стипендиатом в Барселоне. Объездил всю Испанию. Раньше я думал, что испанцы – узколобые ханжи, но именно там повстречались мне самые сладкие девочки. Вот ведь что. А мужчины все сделают для тебя – последнюю рубашку снимут, не говоря уж о таких мелочах, как сказать который час, объяснить дорогу…

– Или одолжить сестренку, – прыснул Гарольд.