Другая страна

Вивальдо перевернулся на спину, закинув руки за голову; колени его торчали вверх. Ему хотелось петь.

– А моя подружка – певица, – объявил он.

Небо казалось теперь ему необъятным и добрым океаном, где невозможно утонуть, где повсюду спасительными маяками горят звезды. Куда ведет этот океан? Ведь океан всегда порождает великое и хорошее – так появились моряки, миссионеры, святые и американцы.

– Где она поет? – поинтересовался Лоренцо. Его голос мягко приплыл из воздуха. Вивальдо продолжал всматриваться в небесный свод.

– Еще нигде. Но скоро будет. Она обязательно прославится.

– Я ее видела, – объявила Белл. – Она красивая.

Вивальдо повернул голову на звук ее голоса.

– Видела? Где?

– В ресторане, где она работает. Как-то пришла туда пообедать – не с Лоренцо, с другим, – она захихикала, – ну, и тот парень сказал мне, что она твоя девушка. – Воцарилось молчание. – А она жесткая, – прибавила Белл.

– Почему ты так думаешь?

– Не знаю. Мне так показалось. Это не значит, что она плохая. Просто держится очень уверенно, сразу видно, что не даст сесть себе на шею.

Вивальдо залился смехом.

– Похоже, ты действительно видела именно ее.

– Хотелось бы мне так выглядеть, – сказала Белл. – Просто картинка.

– Ты мне и такой нравишься, – великодушно заметил Лоренцо. Краем глаза Вивальдо видел, как Лоренцо протянул руку и потрепал ей волосы. Оба, казалось, находились на большом расстоянии от него.

Прямо над моей головой…

Эту песню пела иногда Ида, когда по мере сил пыталась неумело хозяйничать на кухне Вивальдо, где вечно скрипел под ногами просыпанный кофе, а окурки, забытые на выцветших разбитых полках, свидетельствовали о богемной распущенности хозяев.

Возможно, разгадку надо искать в ее песнях.

Прямо над моей головойЯ слышу неземную музыку.И во мне оживает вера,Что Бог все же где-то есть.

А может, там говорилось не о музыке, а о тревоге?

Тревожно на душе, я тоскую,Но это не будет продолжаться вечно.Солнце обязательно просияет,Осветив черный ход моего дома.

Почему черный ход? Да и небо теперь стелется у самой земли, его не прорезают ярко всевозможные радужные перспективы, теперь оно топорщится альтернативами; это небо давит с земной тяжестью, так что теснит в груди. На меня что-то давит, расширяя изнутри, – пела Ида.

Интересно, что значат для нее эти песни? Иногда она пела, кокетничая и красуясь, – перед их близостью, которой в полной мере он никак не мог достичь, или, напротив, выражая таким образом недовольство им, – эти музыкальные обвинения он даже расшифровать не мог, не то что отмести. Если бы ему удалось понять значение для нее этих песен, он оказался бы в одном из самых странных и суровых святилищ, где само его присутствие подтверждало бы право там находиться – так принцу из сказки, преодолевшему все опасности и убившему льва, разрешается увидеть принцессу, его невесту.