Ида нарезала помидоры в огромную салатницу, она все время искала себе какое-то дело.
– Конечно нет. Раньше думала, что знаю. Была уверена. Теперь той уверенности больше нет. – Она помолчала. – И поняла я это только… прошлой ночью. – Она бросила на него насмешливый взгляд, передернула плечиками и принялась яростно резать еще один помидор.
Он поставил один стакан ближе к ней.
– Что случилось? Что смутило тебя?
Она засмеялась, и снова он уловил в ее смехе глубокую печаль.
– Жизнь с тобой! Не веришь? Я попалась на крючок.
Вивальдо притащил из другой комнаты свой рабочий стул и теперь покачивался на нем, глядя на Иду немного свысока.
– О
Ида отхлебнула из своего стакана.
– О любовном, дорогой. Любовь, любовь, любовь.
Его сердце забилось сильнее, они не сводили друг с друга глаз, на ее губах по-прежнему играла печальная усмешка.
– Ты хочешь сказать мне – без всяких просьб и приставаний с моей стороны, – что любишь меня?
– Хочу ли? Да, пожалуй. – Она уронила нож и сидела неподвижно, глядя вниз и барабаня пальчиками по столу. Потом вдруг с силой сжала руки, привычно играя с рубиновым колечком-змейкой, – то почти снимая его с пальца, то надевая вновь.
– Но это же… чудесно. – Он взял ее за руку. Ладонь была холодной, слегка влажной и какой-то безжизненной. Его охватил ужас. – Разве не так? Твои слова сделали меня счастливым… Ты сделала меня счастливым.
Ида высвободила руку и подперла щеку.
– Ты уверен в этом, Вивальдо?: – Она поднялась и подошла к раковине, чтобы помыть салат.
Вивальдо шагнул к ней и, встав рядом, вгляделся в отстраненное, какое-то чужое лицо.
– Что случилось, Ида? – Он обнял ее за талию, она содрогнулась, словно от отвращения, и Вивальдо поспешно убрал руку. – Скажи мне.
– Ничего не случилось. Просто настроение плохое. Наверное, женские дела.
– Говори все как есть, детка. И не пытайся улизнуть от ответа таким банальным образом.