– А может, подожжем дом? – встрепенулась Элиза. Она, обыскивая помещение, нашла спиртовую настойку для суставов или других медицинских целей. Лизнула, горечь оказалась не омерзительной, и она выпила пузырек. – Спалим дачу, как она нашу. И огонь скроет все следы.
– Два пожара за такой короткий промежуток времени привлекут внимание органов и журналистов. А нам надо оставаться в тени.
Все с ней согласились. И потопали к дверям подвала.
– Можно, я останусь? – спросила Мара. – Помогу Тюле копать?
– Ладно, иди. Только лопат больше нет.
– Я видела кирку. Ею еще лучше крошить мерзлую землю.
Все понимали, что ей страшно спускаться. А Ленка при всем желании не могла сделать это. В итоге они втроем, Матвей, Алка и Элиза, волокли мертвое тело. При жизни Балу весила кило девяносто пять, а после смерти… Тонну!
Они бросили тело у крыльца. На снег. А чтоб не видеть страшной раны на шее и пустых глаз Балу, накрыли труп старым верблюжьим одеялом, пропитанным запахом сырости.
Мара с Дашкой копали. Но дело двигалось медленно.
– Хватит филонить! – рявкнула на Тюлю Матвей.
– Не кричи, – шикнула на нее Алка. – Вдруг кто услышит?
– Кто? Все дома темными стоят. Нет поблизости никого.
– И все равно давайте меньше шума издавать. Не картошку сажаем.
Матвей спорить не стала, отобрала кирку у Мары, у которой пот катился по лицу, а руки дрожали от напряжения, и стала углублять яму. При ней Тюля стала работать усерднее.
– Может, хватит? – спросила она через полчаса.
– Рой. Покойницу никто и никогда не должен найти. Когда снег начнет таять, почва поплывет, а в мае понаедут дачники с собаками, они разроют яму, если та окажется неглубокой.
Из дома, шатаясь, вышла Ленка. Она была в огромном тулупе Балу.
– Я бросила в печь сберкнижку, квитанции, – сказала она. – Личные вещи Балу, фотографии: ту, на котором она с Ядвигой и Коленькой, и портрет.
– Зачем? – спросила Элиза.
– Не знаю. Сначала думала, что так будет лучше, потому что рано или поздно Ядвигу найдут и будет какое-то следствие. А потом поняла: я просто хочу истребить все ее следы. Девочки, она моей скрипкой печку растапливала. Я нашла струны, – всхлипнула Ленка.