Чуть свет, с собакою вдвоем

— Вопросы к сценаристу, дорогая, не ко мне. Мы играем на наименьший общий знаменатель.

Нельзя недооценивать зрительский интеллект. Так говаривал Даглас, и был прав, разумеется, — он частенько бывал прав.

— Тилли, давай, пожалуйста, еще разок?

Кто-то пробормотал:

— Ох ты боже мой, да плюнь ты, а то она до Винса не дойдет, пока не переберет всех Томов, Диков и Гарри. Да и то гарантий нет.

Актер, играющий Винса, подмигнул Тилли. Она его хорошо знает, знала еще мальчиком, учился в «Конти», сыграл как-то Оливера в Вест-Энде — или Ловкого Плута?[140] — но провались она на месте, если помнит, как его зовут. Какая жалость, что все думают, будто имена — это важно. Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет.[141] И так далее.

— Хотите чаю? Не торопитесь, мисс Скуайрз. — Славная индийская девочка держит вызывной лист — Тилли вечно его теряет.

— Спасибо… — Пима? Пилар? Пилав! — Спасибо, Пилав.

— Что-что?

Ох, батюшки, эта интонация. Что Тилли теперь не так сказала?

— Пилав? Как рис-пилав. Вообще-то, мисс Скуайрз, это очень обидно. Как обозвать человека «поппадум». Меня зовут Падма. Если б я не знала, как вам трудно запоминать имена, решила бы, что вы расистка.

— Я?! — ахнула Тилли. — Да ни боже мой, милая, ну что ты!

В свое оправдание (жалкое оправдание, не поспоришь) Тилли хотела сказать: «У меня ребенок был негр» (во всяком случае, наполовину), но ведь нет никакого ребенка, доказательств не предъявишь. Нет ребенка, что вырос в крепкого мужчину. Тилли чудилось, что он должен быть похож на Ленни Генри.[142] Уже потом Фиби навестила ее в больнице и сказала:

— Ну, оно и к лучшему. Даже тебе, Тилли, тут возразить нечего.

— Да?

Медсестры о нее разве что ноги не вытирали, чопорные, суровые, а все потому, что ребенок, которого они выковыряли и ей даже не показали, не был бел, как лилии, как снег.

— Это был бы цветной ребенок, Тилли, — сказала Фиби в больнице (театральным) шепотом. Тилли не сразу поняла. Сначала подумала: что, как радуга? — Тебе пришлось бы туго, — сказала Фиби. — Все бы от тебя отвернулись. Работа бы иссякла. Все к лучшему.

Конечно, на дворе был 1963-й, шестидесятые только начались. Пусть ребенок лиловый или желтый, в горошек или в полосочку — Тилли плевать, она бы все равно его любила.

Просто случайность (а что не случайность?). Фиби позвали на дипломатический прием, и она силком потащила с собой Тилли. Для прикрытия, разумеется. Фиби крутила роман с министром — естественно, женатым, большой секрет. С кем еще она спала — поди разберись, ничем не хуже Кристин Килер,[143] но Фиби везло — ни разу не попалась. Ей всегда везло. В жизни, в любви. Короче говоря, они явились на этот прием, и, едва переступили порог, Фиби бросила Тилли одну.

На приеме кого только не было: один знаменитый пожилой актер, мастер по женской части, и красивая молодежь, мальчики, девочки. Знакомая Фиби, фотомодель Китти Гиллеспи, и кинозвезда, человек, который скоро сбежит из этого блистающего мира в Индию на поиски себя. Все они перемешаны с гостями из разных посольств, между ними бродил фотограф из «Вэнити фэйр», и Фиби, в алмазном колье, одолженном у матери и невозвращением, откровенно избегала попадать в один кадр со своим политиком.