Дорис. Вы для него староваты. Только поймите меня правильно: вы не то чтобы рехнулись, но головка у вас слабая.
Папа (это слово он услышал). Да, я стал слабоват. (Задремал.)
Дорис (развивает свою мысль). Из ума вы, конечно, не выжили. Не воображаете себя ни Наполеоном, ни яйцом всмятку, нет! – но головка у вас слабая. Сами, наверно, замечаете. Словно не все дома.
Папа (просыпаясь). В каком смысле?
Дорис (взбешенно). Об этом я и толкую! Заснуть, когда с тобою говорят о благе собственного сына!
Папа (с недоуменным раздражением). Прочь с глаз моих. Нахальная девица. Никакого воспитания.
Дорис (удовлетворенно). Прекрасно. Ничего другого я и не ожидала. Продолжайте в том же духе. Когда разойдетесь по-настоящему, я вызову карету из желтого дома.
Папа (сухо). Простите, я занят. (Закрывает глаза.)
Дорис. Когда-нибудь вы в своем министерстве спрячете все деньги – и забудете куда.
Папа (лаконично). Там нет никаких денег.
Дорис (оправившись от изумления). Как прикажете вас понимать?
Папа (сонным голосом). В казне ничего нет. Вчера там было семь тысяч долларов, но я потрудился дотемна, и теперь там не осталось ни одного пенни.
Дорис. Вы сошли с ума!
Папа (мучительно борясь со сном). Хм.
Дорис. Как вас понять? Спустили деньги – которые, кстати, не ваши! – на женщину?
Папа (как всегда, он мало что расслышал). Да, ни одного пенни. Вчера утром я сказал себе: «Хорейшо, осталось только семь тысяч долларов. Трудись хоть дотемна, но избавься от них». И я избавился.
Дорис (подавленная размахом преступления). Сколько там было всего?
Папа. Всего? Это надо поднимать документы.
Дорис. Стоило двадцать лет с умным видом протирать кресло, чтобы вдруг забыть о возрасте и втюриться! (С презрительной жалостью.) Она же вас круглым дураком выставила!
Папа (грозя ей пальцем). Нельзя так разговаривать. Надо вежливо…