Солнце искрилось, и было всего лишь половина девятого.
– Такая радость, что здесь дороги хорошие, – сказала Зельда. – Проедем двести миль до вечера. Мы ведь еще ни разу так рано не выезжали.
Коварные дороги! – здесь они были выложены клинкером – видимо, в попытке загладить вину за давешние овраги.
– Дави на газ! – настаивала Зельда.
– Я как раз собирался это сделать.
Две сотни миль до денег, две сотни миль до новых шин, починки, крова и пищи.
Словом, я надавил. Впервые я проверял скоростные качества Самоходной Развалюхи – Бостонская почтовая дорога всегда была забита гигантскими грузовиками, так что разгоняться там мне представлялось опасным. А здесь – перед нами расстилалось, вводя в соблазн, гладкое клинкерное полотно, и впереди не было ни единой машины, ни единого автобуса, никаких перекрестков и поворотов. Стрелка на спидометре постепенно добралась до сорока, до пятидесяти, поползла к пятидесяти пяти, помедлила на пятидесяти трех, а потом, будто передумав, разом прыгнула на шестьдесят два.
– Ты давишь на газ?
– Давлю.
– На аэроплане все-таки лучше, – загадочно изрекла Зельда.
Я приберегал ресурс скорости до последнего, но при этих словах пришлось вдавить педаль акселератора в самый пол. Самоходная Развалюха так и подпрыгнула и разом ускорилась – мы почти что летели, стрелка спидометра переместилась на шестьдесят четыре, потом, шаг за шагом, с боем продвинулась до семидесяти четырех и там и остановилась, время от времени добираясь до семидесяти пяти на легких уклонах, а на подъемах отползая на семьдесят три.
Выходило, что на такой скорости мы доберемся до Монтгомери к половине пятого – просто невероятно, – разумеется, всю дорогу так не выйдет – мы ведь собирались быть в Монтгомери не раньше послезавтра, – но все же – и ветер ревел, а дорога перед нами сжималась будто резиновое колечко, – и в какой-то момент мне показалось, что сейчас мимо пролетит одно из колес или спицы в нем хрустнут, точно яичная скорлупа, – и в ином мире…
Прошло десять минут, пятнадцать. Дорога, совершенно свободная от транспорта, уходила в бесконечность. Почти не сбавляя скорости, мы проехали, наверное, миль двадцать. Я уже воображал себе, что такое вот шоссе тянется от самого Вестпорта до Монтгомери. Я воображал, что сижу за рулем самого быстрого автомобиля в истории, что он мчится со скоростью трех миль в минуту. На такой скорости мы могли бы выехать из Вестпорта после обеда и прибыть в Монтгомери к ужину…
Через некоторое время стремительность нашей гонки начала меня утомлять. У меня возникли подозрения, что милях в двух впереди может оказаться поворот, и я, сняв ногу с акселератора, снизил скорость до сорока миль в час – теперь казалось, что мы буквально ползем. В этот момент я различил некий новый звук, настойчивый и неприятный, отчетливый и отличный от звука нашего мотора. И в тот же момент Зельда обернулась.
– О боже! – воскликнула она. – Полицейский на мотоцикле!
Я попытался как можно незаметнее снизить скорость до скромных тридцати миль в час. Однако лицедейство мое оказалось неубедительно – и столь же бессмысленно, как и начатки невинного изумления, которые я изобразил, когда полицейский поравнялся с нами и приветствовал меня продолжительным хмыканьем. По его требованию я остановился окончательно.
– Ну! – произнес он, свирепо оскалившись.
– Ну? – находчиво откликнулся я.
У меня было такое чувство, что сейчас полагалось бы угостить его спиртным или как минимум конфеткой, – вот только у меня ничего такого не было.
– Гнали со скоростью семьдесят миль в час, так?