– Мы и так им являемся, – подал голос наемник с перевязанной ногой. – Мы – дерьмо, которое убивает ради денег. Это только в дешевых фильмах «плохие парни» становятся «хорошими», совершив героический поступок. – Он похлопал ладонью по грязной повязке и добавил: – С самого начала эта операция вроде бы была детально спланирована, и вот ее результат. Скорее стоит согласиться с поражением, чем потом стать кормом для стервятников.
– Кто-нибудь еще согласен с этим?
– Здесь становится жарко, и я очень хочу пить, – послышался чей-то слабый голос.
– И мне бы совсем не хотелось стать ланчем для стервятников.
Механик пристально посмотрел на каждого и пришел к выводу, что ни один из этих людей не намерен искать приключения на свою задницу. Навоевались. Он пожал плечами, выражая свое полное безразличие к исходу дела:
– Хорошо. Я попытаюсь переговорить.
Раненный в ногу наемник жестом показал в сторону Сэма Мюллера:
– Будет лучше, если это сделает он.
– А это еще почему?
– Потому что сейчас нам нужен хороший парламентер. Он более сговорчив, чем ты, а арабы любят поторговаться.
– Они не арабы. Они – туареги.
– Ну, я пока не научился их различать, да и, по-моему, они не сильно отличаются. – Тон его голоса стал настойчив: – Дай пойти Сэму, так будет лучше для всех.
Механик снова пробежался взглядом по лицам, убедился в том, что на его стороне никого нет, и с деланым равнодушием кивнул:
– Мне все равно, как хотите.
– Но я такой чести вовсе не просил, – возразил южноафриканец. – И, кстати, у меня нет ни малейшего интереса становиться парламентером.
– У тебя получится лучше, чем у Механика.
– Кто тебе это сказал?
– Да хватит уже! – вспыхнул Хулио Мендоса. – Не время спорить попусту! Мы тебя просим, а если предпочтешь, то
– Почему получается, что всякий, кто начинает войну, убежден, что выиграет ее играючи, но всегда кончает тем, что готов на что угодно? – тихо, будто самому себе, произнес Сэм Мюллер. – Ладно, сделаю все что смогу, – добавил он. – Кто-нибудь предусмотрел прихватить с собой белый флаг?
– Твой сарказм неуместен, – нахмурился Бруно Серафиан. – Напомню, что идея сдаться была твоя.