– Войдите! – с какой-то торжественностью изрек Гаевский.
Ну конечно, Грац. Псина верная. Вошел на цыпочках, улыбается заискивающе. Только тапки в зубах не принес, но это впереди. Скромненько встал у стеночки, подпирая спиной дубовые панели и преданно пожирая глазами начальство. Живой образец служебного подхалимажа.
– Сейчас, Ефим Давидович, – кивнул ему Гаевский. – Мы закончим. Уже скоро… Что с делом о вредительстве на нефтебазе?
– Готовимся реализовывать, – сказал я, думая про себя «сдалась тебе эта нефтебаза в двенадцать ночи». – Отчет написан. Могу представить хоть сейчас.
Гаевский откинулся в кресле, внимательно посмотрел на меня и неожиданно зло ощерился:
– Да, писать ты умеешь. Слишком активно.
У меня нехорошо подвело внутри.
– Знаешь, Ефим Давидович, – поглядел на начальника следственной группы Гаевский. – Сдается мне, что главного врага в нашей области мы прозевали.
– Это кого же, товарищ майор? – оторвался от панели и встал по стойке смирно Грац, шмыгнув носом.
– Заместителя начальника УНКВД капитана Ремизова.
– Михаил Семенович! Говори да не заговаривайся! – зло бросил я.
– Да? А ты почитай, – начальник протянул мне через стол рапорт о результатах предварительной проверки. Подпись Граца внизу – размашистая, витиеватая. Люди с заковыристыми подписями часто слишком любят себя.
Хороший рапорт был. Убедительный. Перечислялись грехи капитана Ремизова. Преступное попустительство врагам. Завал агентурно-оперативной работы, в результате чего на заводах области свилось антисоветское подполье. Предпринимал активные меры, чтобы вредители и прочие враги народа избежали заслуженной кары. В общем, в комплексе получается, что замначальника областного УНКВД вовсе не разгильдяй и неумеха, а глубоко и умело законспирированный враг. Предлагается арестовать. А там и за смертным приговором не заржавеет.
– Ну что, будем признаваться? – спросил Гаевский.
– Поклеп, – я брезгливо отодвинул бумагу. – Но написано бойко. Грац в этом сильно преуспел. Ему б открыть курсы кройки и шитья дел белыми нитками.
– Да? А Ломидзе с Алымовым? А Соболев? Кто за них бился, гарантии давал, какие это преданные коммунисты. А второй секретарь Железнодорожного райкома? Ведь чистый враг. А ты его освободил. Ну ничего, мы это поправим.
– Эти люди не виноваты. И ты об этом знаешь, – спокойно сказал я, собирая волю в кулак.
Ни бешенства, ни страха – все эмоции я отодвинул в сторону. У меня такое получается в критических ситуациях, когда поможет только холодная голова. Ситуация для меня была предельно понятна. Гаевскому известно содержание моих писем в ЦК. Вот только откуда? Мало ли! Сейчас это неважно. А важно то, что он решил нанести по мне сокрушительный удар.
– Виноват не виноват – дело относительное, как писал буржуазный физик Айнштайн.
– Хватит дурака валять, Михаил Семенович. Говори начистоту.