– Приятно было работать с вами.
– С нами? – недоуменно переспросил я. – Это с НКВД?
– С вашей властью. Облигации у вас красивые, с художественным подходом. Но имеют явные дефекты в защите от подделок.
– А при чем здесь мы?
– Знаете, сейчас у меня неожиданно образовалось свободное время. Я его потратил с пользой и изложил свое мнение об уровнях защиты ценных бумаг в доступной даже невеждам письменной форме. Вот мои соображения в Наркомфин, – он вытащил из нагрудного кармана и положил на мой стол сложенные листы бумаги.
Саша Александров изумленно воззрился на дедка. Тому расстрел корячится, а он письма наркомам пишет с предложениями по совершенствованию финансовой системы.
Я пробежал глазами текст. Изложено дельно и толково.
– Рассмотрим, – заверил я.
Оставшись один, еще раз внимательного перечитал записки гравера. И что с ними делать?
А, пускай Гаевский решает…
К начальнику Управления я попал уже в полпятого. Он был задумчив. Мои доклады по текущим делам слушал вполуха.
Поведал я ему и о записке гравера:
– Там любопытные моменты. Может, и правда в Наркомфин направим?
– На ваше усмотрение, – махнул он рукой. – Хуже не будет!
Произнес это неожиданно с таким чувством, будто хотел добавить – хуже некуда. Помолчал, что-то обдумывая, и сказал:
– Вот что, Ермолай Платонович. У нас тут неожиданный поворот по делу «Пролетарского дизеля» получается. Кое-что мы упустили. И тут ваша агентура сильно пригодится.
– Не прошло и года.
– Не ершитесь. Мы в одной лодке. Нужно обсудить, как не ударить лицом в грязь перед Москвой. И даже больше – отличиться!
– Это мы завсегда.
Гаевский посмотрел на часы выразительно: