Доски, то есть передние места, заняли в основном зажиточные люди, которые не относились к числу зрителей наиболее желательных. Честь ремесла и достоинство фамилии требовали от них не только того, чтобы они, решившись вывести своих «милых» на воскресную прогулку, глубже обыкновенного запустили руки в бумажники или в плетеные портмоне с кольцевидными застежками, но также и того, чтобы они корчили из себя людей, видавших на своем веку кое-что почище, и ничем не проявляли ту радость, которую доставлял им смех, вытряхивавший пыль из их непроветренных внутренностей. Однако это были люди, платившие больше всех. Для них Ольга, ловко перебирая пальцами, выдергивала покрывало из оберточной бумаги, у них в карманах пудель Ромул отыскивал носовые платки, перед ними опускался на передние ноги Саша, из их числа отец выбирал тех, кому пони гадал, — какой-нибудь мужчина или женщина писали на доске цифры, которые Саша читал и нужное число раз скреб копытом по земле. Чего бы только не отдали за участие в этих чудесах мальчишки, возвышавшиеся позади сидящих грудой плеч и голов, те самые мальчишки, одни из которых были менее оборваны и платили два геллера, а другие были более оборваны и удирали от жестяной тарелки чуть ли не на другой конец площади. Прогоняемые по десять раз, они возвращались снова и снова, своими выходками заставляя ругаться шарманщицу. Но были в программе номера, предназначавшиеся и для них. Именно для них, этих благодарных ценителей его проделок, отец кривлялся и гримасничал, просунув обсыпанную пудрой голову между расставленными ногами. Ребячьи восторги и ликование достигали предела, когда Ромул начинал таскать кого-нибудь из них за штаны, а Сарданапал бодал счастливчика так, что тот отлетал на внушительное расстояние.
Представление было в разгаре. Козел Сарданапал вертелся на маленьком кругу подставки, пудель Ромул, одетый барышней, в соломенной шляпке с резинкой, расхаживал на задних лапах, кувыркался и прыгал через обруч. Фрицек и Ольга исполнили несколько акробатических номеров. Ольга поблагодарила за аплодисменты мягкими движениями будущей «женщины-змеи». Серьезный вид этого ребенка, до того худенького, что под трико можно было сосчитать все ребра, и ее косичка, похожая на мышиный хвостик, вызывали на лицах женщин ласковую улыбку.
Мать сыграла на шарманке «Плутишку». Следующим шел номер Жака. Один из лучших, какие только были у него, — балансирование на спинке стула, поставленного на четыре бутылки, три из которых убирались одна за другой. Номер трудный, требовавший большой гибкости и присутствия духа, так как потеря равновесия во время стойки на руках грозила обвалом всего сооружения и смешным падением. Номер не вызвал никакой реакции. Но Жаку было все равно. Он смело перемахнул через падающий стул и, не поклонившись на одинокий хлопок, повел Сашу и Сарданапала через площадь в конюшню.
Тем временем отец, в широких розовых шароварах, в кофте с солнцем на груди и луной на спине, выкидывал свои старые штуки: спотыкался и падал или, распластавшись на земле как лягушка, строил гримасы, хихикал, высовывая язык, и сверлил цилиндром песок. Детская публика визжала и приподнималась на носки.
Фрицек, не любивший отцовские ужимки, кувыркался вблизи от места представления, не на потеху зрителям, а просто так, для себя. Вдруг, припадая к земле, он почувствовал удар в грудь. Точно кто-то швырнул в него камнем. Фрицек вскочил. Мальчишки, стоявшие за скамейками, смеялись. Видимо, кто-то из них запустил в него из рогатки желудем.
Кровь бросилась Фрицеку в лицо.
Он подбежал к фургону, выдернул кнут, перескочил через скамейки и, не смущаясь тем, что ему придется иметь дело с мальчишкой много старше его по возрасту, схватил за шиворот ученика-ремесленника, который смеялся громче всех.
Кнут щелкнул.
Но тут же мальчишка поймал Фрицека за руку. Он оказался сильным. Скрутив руку так, что Фрицек не мог пошевельнуться, он вырвал у него кнут, отстранил противника от себя, размахнулся и принялся хлестать его по спине и ногам.
Толпа детей зашумела, заволновалась. Кто-то вскрикнул. И тотчас же начали кричать остальные.
— Брось его! Брось его!
— Это не он стрелял! Тот вон… вон удирает!
— Пан комедиант! Пан комедиант!
Люди вставали.
Клоун перепрыгнул через доску, расчистил дорогу в клубке мальчишек, вытащил Фрицека, ударил его по шее и поддал такого пинка, что тот перелетел через скамейку и врезался ртом в песок.
Мальчишки испуганно замолчали. На их лицах появилось болезненное выражение, словно это им достались подзатыльники. Но кто-то на скамейке засмеялся, и все дети, которые так не любят быть печальными, охотно позволили соблазнить себя смехом.
Старик поднял руку и дал задире звонкую пощечину. Мальчишка закачался, схватился за лицо и хотел было зареветь, но раздумал и сделал вид, что уходит. Отойдя на несколько шагов, он неожиданно нагнулся к куче булыжников, обернулся, швырнул камень в комедианта и бросился наутек.
Мгновенье старик не мог прийти в себя.
Потом из его груди вырвался дикий вопль, и он припустился вдогонку за мальчишкой.
На помощь подоспел Жак.