Они пересекли площадь и побежали по улице.
Публика разделилась. Одни, в их числе были все ребятишки, погнались за актерами. Другие, более степенные, остались на месте. Они охали и ахали, призывая городского стражника. Никто не знал мальчишку, которого преследовали комедианты, но он принадлежал к их среде и нельзя было допустить, чтобы какие-то бродяги избивали городского ребенка. Несколько избалованных детей кричали и хныкали, что хотят домой. Матери и сестры успокаивали их, а когда уговоры не помогли, нашлепали.
Вскоре городской стражник вывел из переулка на площадь отца и Жака. Толпа вокруг них увеличивалась. Люди распахивали окна и спрашивали: «Что случилось? Что такое?»
Комедианты приближались к месту происшествия.
— Сматывайте удочки! — заорал полицейский. — Чтоб через час духу вашего в городе не было! Доски развезти! Деньги вернуть людям!
Старик попробовал было возразить.
— Нечего, нечего там! Возвращай деньги! Да побыстрее, не то всех вас посажу!
— Я бы им показал! — не удержался столярных дел мастер и погрозил комедиантам кулаком.
— Живо, живо, живо! — покрикивал стражник.
Жак был бледен, как стена, а глаза его горели зеленоватым огнем.
Обсыпанный пудрой паяц с красными кругами на щеках под наблюдением стражника раздавал зрителям деньги, вырученные за билеты.
Дети, окружившие его, толкались и кричали:
— Эй-эй! Этот не платил, а тоже получает!
— Пан комедиант…
— Э-э-э! Не заплати-и-л… Не заплати-и-л…
Комедианты побросали в ящик вещи, запрягли пони, привязали к повозке Сарданапала и поехали.
Лишиться дневной воскресной выручки, на которую надо жить и из которой нужно еще что-то сэкономить на зиму, не иметь даже возможности устроить вечернее представление — вещь серьезная. Настолько серьезная, что в первые мгновения человеческая ярость не в силах вырваться наружу. Комедианты шли возле покачивавшегося фургона мрачные и понурые. Позади всех плелся Фрицек.
Под вечер они остановились на обочине дороги у небольшого соснового бора. Все молчали. Браться за ужин никому не хотелось. Жак, угрюмый, пошел в лес посмотреть, нет ли грибов. Фрицек забрался в фургон и забился в угол.
Тогда отец, пользуясь отсутствием старшего сына, тоже влез в фургон и кивнул Фрицеку. Мальчик понял, что это означает, и побледнел. Отец привязал его ремнем к стулу, взял кнут и, мстя за утраченный воскресный заработок, тупо бил сына до тех пор, пока не исполосовал ему в кровь спину, бока и ягодицы. Фрицек не мог уже даже кричать. Старик, вероятно, забил бы его до смерти, если бы из леса на вопли брата не прибежал Жак. Он вырвал из рук отца кнут.
Примерно через неделю комедианты собрались уезжать из окрестностей Чистой. Играть в городе они не решались, а представления в деревнях получались неудачными: двух мужчин и одной маленькой девочки было мало для комедии. Фрицек же еще не оправился настолько, чтобы работать на турнике.