Непокорная,

22
18
20
22
24
26
28
30

Вода снова потекла ему в рот, и на этот раз Карл глотал ее без жадности.

– Как тебя зовут? – спросил он, когда девушка отняла чашку от его губ.

– Я не хочу называть свое имя, – испуганно прошептала Мунджа. – Если хан подвергнет тебя пыткам и ты скажешь ему, что это я дала тебе воду и еду, он жестоко накажет меня и моего отца.

– Можешь меня освободить? – спросил Карл.

– Боюсь, мне не удастся это сделать, – ответила Мунджа.

Она решила, что и так провела с пленником довольно много времени. Девушка забрала тарелку и чашку и прошмыгнула обратно к юрте. Прежде чем закрыть вход, Мунджа еще раз посмотрела на пленника. Пока этот юноша лежал здесь, связанный, она лишь отодвигала его смерть, давая ему воду и еду, и тем самым мучила его еще сильнее, чем хан. И все же Мунджа знала, что придет сюда и следующей ночью. «Возможно, – сказала она себе, – я смогу перерезать его путы». Даже если бы поляку не удалось убежать от татар, смерть в бою была для него в тысячу раз лучше, чем судьба, которую уготовил ему хан Азад Джимал.

9

На этот раз отряд Османьского вернулся в крепость в менее приподнятом настроении, чем обычно. Было несколько убитых, и многие получили ранение.

– Похоже, вас изрядно потрепали, капитан, – заметил Лешек, как только за воинами закрылись ворота крепости.

Адам сердито кивнул:

– Татары устроили нам ловушку. Если бы не Кароль, они наверняка перебили бы нас всех.

– Где мой брат? – Йоханна подошла ближе, тщетно пытаясь найти Карла.

Адам глубоко вздохнул, задумавшись над тем, как сообщить эту новость. Внезапно рядом с ним раздался голос Фадея:

– Кароля схватили татары, когда он отделился от отряда. Мы не смогли ему помочь, потому что были заняты, пытаясь спастись от татарского отребья.

Это сообщение поразило Йоханну до глубины души.

– Кароль мертв?

Слезы потекли по ее щекам; в ее сердце вспыхнули боль и печаль.

Игнаций Мышковский покачал головой:

– Возможно. Но мне показалось, что татары взяли его в плен.

– Значит, он все еще может быть жив! – В сердце Йоханны появилась надежда, и девушка, сверкая глазами, посмотрела на Османьского: – Мы должны освободить моего брата!