Непокорная,

– Твой план провалился бы еще и потому, что татары не знают, кто и когда меня бреет, – заметил Османьский.

– Так и есть! Что ж, значит, вы останетесь живым, а я – бедным.

Адама охватила веселость.

– Если таким образом ты надеялся получить от меня более щедрые чаевые, твоя попытка провалилась.

– Значит, мне снова не повезло! Всякий раз, когда я говорю правду, люди бранят или избивают меня.

Голос слуги был настолько жалобным, что Адам передумал его наказывать. Когда человечек закончил его брить, Османьский дал ему монету и похлопал по плечу:

– Во всяком случае, теперь ты можешь сказать, что твоя бритва была к моему горлу ближе, чем татарская сабля.

Улыбнувшись, слуга спрятал монету и поклонился:

– Спасибо, капитан! Как бы там ни было, вы именно такой, каким мне вас и описывали.

– И какой же?

– Вы человек, который не боится даже дьявола и которого не смогут одолеть и десять татар.

– Десять – это многовато! Давай сойдемся на пяти? – со смехом предложил Адам и внезапно вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел.

Спустившись в столовую, Османьский встретил Йоханну. Она тоже рано проснулась и, не став будить остальных, вышла из общей спальни и направилась вниз. Теперь она хлебала суп из большой миски и ела хлеб.

– Доброе утро, – поприветствовал девушку Адам и указал на ее миску. – Я хочу такого же супа, – сказал он работнику, – а еще кружку пива!

– Доброе утро, – ответила Йоханна.

– В мое отсутствие ты будешь оставаться в крепости и следовать приказам Фадея, Игнация и своего брата, – произнес Адам более резко, чем ему хотелось бы.

Йоханна поджала губы, но затем сказала себе, что неповиновением ничего не добьется, и кивнула:

– Хорошо.

– Вот и договорились.

Это были последние слова, которыми они обменялись во время завтрака. Чуть позже появились Карл, Игнаций и другие. Адаму было некогда разговаривать: вскоре в столовую вошел Камиль Боциан и сообщил о том, что готов к отъезду.