Нам еще надо решить: на камералке понадобится лаборантка. А что в Гурьеве, что в Красноводске — устроиться можно получше, чем в походной юрте. А такое дело, как анализ добытых образцов, я никому, кроме тебя, доверять не собираюсь».
Были и другие письма, но они пропали при обстоятельствах, которые еще выяснятся по ходу рассказа. А это сохранилось — потертый на сгибах листок — лишь потому, что завалялось среди полевых дневников, нарядов на буровые работы и других бумаг. Белышев о нем помнил, но считал, что письмо потерялось во время бесконечных перекочевок.
Легко было написать: стоит появиться тебе, и нет уже никакой пустыни. Пустыня была. Были дни, когда он изругивал себя, что дал согласие на поездку. Четыре месяца… Женаты они с Валей к тому времени были два года. Она работала у них в тресте и продолжала работать, и черт принес прославленного академика, чье имя было связано со всеми крупными нефтяными открытиями. Он сказал Белышеву: «Что вы прозябаете на скучных, давным-давно обжитых структурах Апшерона, молодой человек?.. А там вас ждет хотя бы неизвестность». Он насупился, потому что не так уж был молод — ему исполнилось двадцать восемь… «Окончательный ответ будет завтра утром. Можно?» Академик сдвинул очки на лоб. «Ну-ну… Это уже почти деловой разговор».
Валя и слышать не хотела, когда он ей рассказал: «Тебе со мной плохо? Я тебе надоела? Так ты и скажи! Я не могу тебя отпустить, там еще опасно, встречаются басмачи. Ты помнишь, что рассказывал Коля Владиславский?» — «Но он же вернулся». — «А ты… А вдруг что-нибудь с тобой случится?»
В октябре ночи уже достаточно длинные, и у них, должно быть, хватило времени договориться — до утра, когда надо было иметь наготове ответ. Академик удивленно поднял брови: «Едете?..» — «Да. А вы думали, что — откажусь?» — «Думал — откажетесь. Мне вчера, после нашего с вами собеседования, показали вашу жену. Я бы от такой прелестной женщины никуда ни за что не поехал, пропади все пропадом, всех послал бы к дьяволу».
Он после того, как Белышев дал согласие, пришел в отличное расположение духа: еще бы, решилось дело с практической проверкой некоторых его отвлеченных соображений о местах залегания первичной нефти на восточном побережье Каспия.
— Белыш! Опет псал? — спросил утром Токе.
Полное имя старика было Тогызак, но Белышев успел усвоить принятое у казахов обращение.
— Писал, Токе… А как ты узнал? Ты же спал?
— Такой… Какой ты — такой чалабек, когда сыто берст ходил пшком.
Белышев посмотрелся в осколок зеркала. Нда… Глаза — действительно… Но ведь глаза запали не от писем, а от тяжелой, нудной работы, которой не видно конца.
Токе и молодой рабочий-казах по имени Смагул принялись разбирать юрту, а Белышев с бурильщиком подседлали коней и отправились в Туйе-Олёр. Они уже ездили туда накануне.
Зима выдалась для этих краев суровая. Вот и сегодня с утра мельтешила густая снежная крупа. Хорошо, хоть ветер дул в спину — не в лицо. А то запросто собьешься с дороги, если все время укрываться от снега и не посматривать со всем вниманием по сторонам.
Вечером юрта стояла в Туйе-Олёре. Белышев дал себе зарок — три или два вечера не притрагиваться к листкам миллиметровки. Ему удалось это исполнить, и он был горд, как бывает горд хорошо пьющий человек, сумев отказаться от бутылки, которая стоит рядом — рукой достать.
Здесь им предстояло пожить несколько подольше.
Белышев и раньше, и теперь — в Туйе-Олёре — вел заочные беседы с академиком. Если поблизости никого не было, если он, к примеру, уезжал один, верхом, с карабином за плечами, то разговор велся вслух:
— Старомодный черт! Ишь — прелес-стная молодая женщ-щина! Хорошо еще, не сказал — особа.
Он нарочито пришепетывал, передразнивая его, хотя академик в свои годы почему-то не выглядел старым человеком. Он ругал его ругательски, когда мысль о Вале становилась особенно нестерпимой.
— Молодец старик! Ах, какой же молодец! — кричал он, никого не стесняясь, когда желонка поднимала из скважины образцы со всеми признаками нефтеносности укрытых там, внизу, и недоступных глазу пород.
Никакому описанию не поддается его восторг, когда в том же Туйе-Олёре, неподалеку от скважины, которую они по плану тут пробивали, он обнаружил выходы газа. Белышев целый час ходил в юрте по кругу, как конь на молотьбе, и излагал Токе и Смагулу, что он думает о таких людях, как тот академик, который видит на десять верст в глубь земли.
ebooksa