— А почему отказали?
— Вы что? — заметно удивился молодой человек. — Они же сейчас совсем дуреть стали. Если только есть хоть малейшая причина отказать — сразу отправляют. Раньше, еще каких-нибудь пару лет назад такого не было. Но сейчас дефицит пенсионного фонда просто зашкаливает: там такие разрывы в доходах и расходах идут, что среди руководства всех подразделений прошло прямое распоряжение — резать выплаты по максимуму и отказывать всем, кому только возможно.
— Да, слышал я, — будто бы оправдываясь, произнес мужчина в вельветовой куртке, но тут же взбудоражился и волнительно продолжил: — Как же это вообще возможно так издеваться над людьми?! Я в жизни не переживал из-за комиссий: ни десять лет назад, ни тем более в советское время. Сейчас же весь издергался — не знаю, то ли оформят, то ли пошлют куда подальше.
— И неважно — пусть ты хоть трижды беспомощный инвалид, совсем не факт, что тебя таковым признают, — продолжил молодой человек. — Подписывают всегда только тем, у кого конечностей нет — тут они никак отказать не могут. Остальным же такую чистку устраивают! Я слышал даже парализованных проверяют, — кивнул он в сторону мужчины в инвалидной коляске. — При этом за деньги тебе все сделают без каких-либо проблем, в два дня документы оформят.
— Уже в открытую все берут. Никакой совести у людей не осталось. Хапают и ничего не боятся.
— Так и бояться нечего. Чего боятся, если везде так: с верха и до самого низу. Это уже в порядке вещей.
— Но так же не должно быть, — возмутился мужчина в вельветовой куртке. — Человек сейчас уже вообще ничего не значит. Ведь все эти чиновники и бюрократы просто выбора людям никакого не оставляют, подводят народ к самым крайним мерам. Нет, они дождутся нового семнадцатого года!
— Да, власть прогнила окончательно. Коррупция на всех уровнях. Страна действительно уже бурлит и может взорваться в любую минуту. И для этого уже…
Но молодой человек не докончил, потому что внимание мужчин привлек раздавшийся из коридорчика женский голос.
— Можете даже не стоять! Я приму еще только двух человек и все! — громко обратилась к ожидавшим людям женщина в белом халате, вышедшая из кабинета врачебно-трудовой комиссии.
Среди присутствующих поднялся недовольный ропот. Многие стали подниматься и уходить, но многие и остались. Майский тоже встал: со своего места он все это время продолжал следить за очередью и, увидев сейчас, что вслед за женщиной в белом халате внутрь зашла худощавая старушка, идущая перед ним, быстро направился прямо к кабинету.
Но когда он подошел, возле самой двери уже стоял, прислонившись к стене и, по всей видимости, намереваясь пойти следующим мучащийся судорогами мужчина.
— Сейчас иду я, — сходу заявил ему Майский.
— Почему … это? — с трудом проговорил мужчина. Силясь произнести второе слово, он сделал мучительную паузу, во время которой голова его, завалившись на бок, начала дергаться еще сильнее, а лицо вытянулось, напряглось и приобрело особенно жалкий вид.
— Я стоял за бабушкой.
— А … где вы были? … Я вас … здесь … не видел, — почти через каждое слово мужчине приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы продолжать речь.
— Я отошел ненадолго. А вы вообще за кем стояли?
— За … з … за девушкой.
— В серой такой куртке? с желтым шарфом? — уточнил Майский.
— Допустим.