— Да как это так? Будет у тебя и настоящая берданка. Постой-ка. — Дед крякнул и важно прошагал в прихожую. Снял он с гвоздя — как ее сразу-то Ваня не заметил? — длинноствольную берданку, погладил обтертый приклад. — С ней, дорогой мой, вся юность прошумела. В семнадцатом году в награду получил. Тут и надпись об этом имеется: «Солдату революции Григорию Топоркову». Держи, внук. Пойдешь в колонне при полном параде. Для этого теперь она и предназначается.
Принял Ваня Топорков тяжелую, пахнущую давним пороховым дымом и еще чем-то тревожным революционную берданку, из которой дед по буржуям стрелял, и онемел от счастья…
Тяжелая берданка приятно холодила руки, но сердцу с ней было тепло.
— Она взаправдашняя, дедо? Из тютельки в тютельку?
— А то как же! Боевое оружие… Было дело, выручала она меня… Было. Да-а. На врага, брат, у нее чутье особое. Не подводила. Вот последний случай взять. Разузнали мы, разведали, все как есть, установили: банда, значит, скрывается в особняке посреди города. Решили накрыть эту банду. Нам троим было приказано разведать… Наперед, значит, пошли. А другие — прикрывают, как положено. Ворвались в залу и командуем: «Руки вверх!» Ну, враги растерялись и про наганы свои забыли. А один на усторонке был, офицер по званию, опытный, видать… За колонной притаился. Тот и взял меня на мушку… Так ведь берданочка моя расторопная оказалась. Будто раньше моего врага-то увидела и бесприцельно да прямо и поразила как следует.
Дед Григорий говорил о своей берданке, как о лучшем друге. И показалась она Ване Топоркову живой — послушная такая лежит вот на коленях и о чем-то своем думает, тоже, наверно, вспоминает, как Григория Пантелеймоновича выручала…
Утром на скромной площади глухого лесного поселка вокруг трибуны двигалась школьная колонна. Впереди под большим красным флагом чеканили шаг матрос, солдат и два крестьянина — высокий седой старик с широкой, гордо выпяченной грудью и совсем еще юный, но тоже гордый и счастливый — Ваня Топорков с длинным ружьем на плече. Было морозное утро, и лучи солнца праздничными октябрьскими красками раскрасили окна и крыши домов, деревья, лозунги и транспаранты, модели спутников, атомного ледокола «Ленин» и крейсера «Аврора», земного шара.
— Ура-ааа! — крикнул дед.
— Ура! — отозвались ему голоса гордых третьеклассников.
— Вань, а Вань, берданку в наш музей подаришь, правда? — тихонько спросил Рафик Рамазанов.
— Ты как думал. Дедушка для музея и привез ее, — ответил Ваня и счастливыми, распахнутыми во всю ширь глазами посмотрел на деда. — Это потом… А пока, — он не договорил, горделиво поднял голову и, еще энергичнее отмахивая левой рукой, чеканя шаг, держал равнение на трибуну. Он чувствовал, что все теперь смотрят на него. И совсем он не маленький, этот Ваня Топорков из третьего «б»: вон как ловко, легко и правильно несет настоящее революционное ружье.
Кто-то на трибуне призывно крикнул: «Юные ленинцы! Учитесь на «хорошо» и «отлично»!»
— Ура! — многоголосно и стройно ответила колонна. А Ваня, чуть запоздав, во всю силу голоса пообещал: «Постараемся!»
Рафик Рамазанов почему-то хихикнул, дернул оруженосца за рукав. Тот сбился с шага и долго подстраивался к деду, глядя на его высокие, начищенные до блеска сапоги. Вверху, над головой Вани, позванивали боевые и трудовые медали деда Григория.
Дед басисто попросил: «А ну-ка, внучек, скажи еще раз, чтобы все слышали». Ваня, конечно, повторил. И звонко прозвенел в тишине его чистый уверенный голос: «Постараемся!» Долго бежало по лесу эхо, повторяя обещание.
Перед Топорковыми, дедом и внуком, открылась будто бы не улица лесного поселка, а широкая площадь. И теперь Ваня не шел, а парил над площадью.
Постепенно спускаясь все ниже и ниже — дорога вела под гору к реке — Топорковы «приземлились» и поняли, что ушли далеко вперед. Ваня еще слышал гул шагов и чувствовал себя победителем… Зовуще пела походная труба, отбивали марш пионерские барабаны.
Когда они остановились, дед снял шапку и так с непокрытой головой стоял, мечтательно глядя на облака, уплывающие за горизонт.
— Уже все кончилось? — спросил внук и пошевелил онемевшие пальцы: надежно, прочно держал он боевое революционное оружие — вот пальцы и затекли. — Я не устал. Давай, дедо, еще раз промаршируем.
— Да-да. Можно еще пройти, — задумчиво произнес Григорий Пантелеймонович.
ebooksa