— Это, наверно, дятел, а не сердце, оно, кажется, замерло.
— Я послушаю его… — Она прикладывала ухо к груди и долго слушала — получилось напряженное, но приятное молчание.
— Светает. Вот сейчас, в начале второго, начнет куковать кукушка. Она сделает побудку, загомонят птицы, готовясь приветствовать восход солнца.
— Давай выйдем на простор к нашей сосне… Она всегда будто ждет кого. Вместе с ней я ждала вас, когда вы за продовольствием ходили.
…Анатолий, вспомнив о сосне, размашисто пошел в гору, с удивлением увидел тут тропинку: натоптана дороженька, кто-то любит подниматься, чтобы обозреть окрестности… Здесь была палатка… Здесь неуверенный Толька завидовал нахрапистому Яше и подвижному трактористу Славке, когда они долго стояли по вечерам возле палатки. Он был моложе этих парней… Но потом появилась уверенность в себе… И снова все рухнуло, когда узнал, что к Леночке приедет нежданный деловой человек.
— Понимаешь, я жена… Нет, не жена в общем-то… Я просто записана в жены. — Леночка была вынуждена рассказывать подробности.
Анатолий сделал шаг назад и сказал торопливо, принимая ее признание за шутку:
— Ну и что? Я тебя все равно люблю…
— Толенька… Вчера я узнала: он напросился сюда инженером лесозавода на период пуска… Добился все-таки… Он такой…
— Кто это?
— Тот самый… Я ушла от него, сбежала на второй день свадьбы…
— Вот и хорошо! — наивно порадовался Анатолий, не зная, что делать в такой сложной ситуации. — Пусть приезжает, а мы поглядим…
— Гаврила Никифорович не сможет здесь, — Леночка поморщилась, выговаривая имя и отчество. — Не сможет без сервиса, без цивилизации. И там-то ему нужна была жена, которая сидит дома, по вечерам припадает к ногам мужа… — Она еще раз поморщилась. — Приласкал, долго и деликатно ухаживал… А тете моей лишь бы с рук свалить.
Анатолий отвернулся, но Лена взяла его за плечи, упрямо посмотрела ему в глаза… И вдруг на мгновение прижалась к груди.
— Не надо, не надо ничего говорить, — попросил он.
Леночка сказала, что стесняется перед ним своего положения: не девушка, не разведенка, немужняя жена. И заплакала.
…На следующий день прилетел на вертолете высокий вальяжный дядька, имеющий документально закрепленные права, но занятый сниманием и надеванием очков на красную переносицу, потому что эти очки были в золотой оправе. Анатолий случайно видел, как приезжий, разговаривая с Леночкой, в одной руке держал очки, а другой ловко ковырял зубочисткой между редких зубов. Редкозубый счастливчик увез прораба Смелову по каким-то срочным делам в объединение.
Тогда Анатолий чувствовал себя желторотым юнцом, у которого не было никаких прав… Ребята упрекали его: «Разнюнился… Не смог встать на пути, резануть этому королю четырехкомнатной квартиры с удобствами, чтобы отваливал… Леночка твоя!» И сожалели: «Не знали мы такого дела. Из делянки бы прибежали, чтоб за любовь постоять!» Они «командировали» его в областной центр.
Но в областном центре по адресу, который с трудом удалось узнать через вахтершу объединения, Леночки не оказалось. И никто не мог объяснить, куда уехали Смеловы. Анатолий, конечно, не вернулся в будущий поселок. Некоторое время работал в городе на фанерном комбинате. Потом завербовался на рыбные промыслы, помотался по Северу — и все-таки тянуло в леса, которые снились и звали прерывистым шумом. Была, была надежда…
И вот он, поселок, выросший на том месте, где стояли палатки. И та самая высокая сосна гордо шумит на взгорке. Куда идти, с кем поговорить, открывать ли причину своего возвращения? Может быть, спросить в конторе лесопункта? Да, теперь уже нечего робеть, раз усы отрастил и бороду…