Собрание сочинений. Том 2. Письма ко всем. Обращения к народу 1905-1908,

Бранд сначала велел исполнить долг, а потом уже спрашивает:

Охотно ль жертву тяжёлую ты принесла?

Для Бранда воля и исполнение долга есть путь – средство для того, чтобы достигнуть намеченной цели – полной свободы, и признак того, что это средство не было напрасно, – охотное принесение жертвы. Агнес заставила себя отдать вещи Альфа, но напряжение воли ещё не было решающим.

И на вопрос Бранда она отвечает: «Нет».

Так твой дар был напрасен.Долг не убавился твой.

Агнес тогда признаётся, что она спрятала и не отдала цыганке чепчик.

Суровы, жестоки, бесчеловечны слова Бранда с обычной людской точки зрения, когда на просьбу Агнес позволить оставить «потом предсмертным смоченный чепчик» Бранд говорит:

Идола Богом признала,Ну и служи ему!

Агнес отдаёт и чепчик. И путь Бранда, суровый, кровью, слезами пропитанный путь, приводит Агнес к истинной, божественной свободе.

Бранд, – я свободна, свободна!………….Воля моя победила в борьбе!Высохли слёзы, исчезлиХмурые тени с чела! Впереди,В сумраке ночи и смерти,Вижу я, брезжит сиянье зари!

Бранд не обманул Агнес. В самом начале, прежде чем соединить её судьбу со своей, он говорил:

Я строг, суров в своих стремленьях к цели.Уступок никаких, ни послаблений,Ни снисхождения к греху не жди.Решайся, выбирай – ты на распутье!

Агнес ответила ему:

Иду, иду во мрак, дорогой смерти.За нею воскресения заря!

Бранд не обманул Агнес, и Агнес не обманулась в нём. Он действительно привёл её к намеченной цели – она действительно увидала зарю воскресения.

До последнего действия в драме раскрывается этот страшный путь к Богу, путь борьбы с коршуном³⁹⁰.

* * *

Сейчас я перейду к выяснению вопроса, куда же пришёл сам Бранд, но, чтобы закончить с этим первым периодом, периодом пути, когда Бранд – не пришёл, но идёт, – я считаю нужным ответить на вопрос, который обычно задают: «Христианин ли Бранд?»

«Христианин ли даже я, не знаю» – вот слова самого Бранда о себе в начале драмы.

Бранд не христианин в смысле человека, уже воспринявшего в душу свою Христа, но христианин в смысле человека, правильным путём и твёрдо идущего ко Христу. Нельзя упрекать Бранда в том, что он не пошёл к матери, как это делает доктор, – может быть, Христос и пошёл бы, но Бранд не мог и не должен был, для него это была бы не высшая правда, а уступка и компромисс. Всё то жестокое и суровое, что с первого взгляда так больно иной раз отталкивает от Бранда, получает особый смысл, освещается внутренней религиозной правдой, когда видишь за этим путём смерти зарю воскресения, зарю, к которой весь израненный, в венце терновом, с язвами на руках и ногах шёл великий Бранд.

Нужно пережить то, куда пришёл он, чтобы понять и простить. Бранд, как идущий к высшей правде, может рассматриваться только с той вершины, куда за ним не пришёл никто, а не с долины, не с точки зрения ничтожной, слабой, человеческой жалости, которая подменяет пламенную любовь – тепло-прохладным фразёрством. Куда же пришёл Бранд? Куда привёл его путь воли и связанный с ней путь кровавых жертв?

IV

Уже перед церковью, ожидая народ, дух Бранда вознёсся на самую вершину ледника и за снежной ледяной церковью – воли и самоотречения³⁹¹, увидал подлинную Церковь – Любви и Свободы.

Какие горизонты мне открылись!

Ледники манили Бранда не сами по себе, он не видал другого пути к истинной Церкви любви, но жил он всегда мечтою о ней.

Любви не зная, но по ней тоскуя,Я сердцем и душой ожесточался…

Путь жертв и воли привёл Бранда к истинной Церкви, в которую он призывал народ у храма.

Когда ж в такой борьбе одержит воляПобеду полную – и для любвиОчищен путь…

Бранд одержал победу, и в последнем действии перед нами Бранд уже с другой душой, в которой очищен путь для любви.

Бранд не хотел любви рабов, любви мелкой, слащавой, которой хотят подменить любовь Христову. Он не щадит самых жестоких слов, обличая всех фальсификаторов любви.