Потом была победа

22
18
20
22
24
26
28
30

Потом шла и всю дорогу ревела. И за него обидно и за себя.

Когда остановились на берегу, Николай уставился глазами в стылую воду. «Черт с тобой, целуй», — вертелось в голове. Каленые, зазубренные и острые, словно осколки, слова.

Сколько раз Николай думал о губах, которые за христа ради, по непонятной девичьей жалости, поцеловал какой-то связистик. Как же так? Зачем она только рассказала?.. Николаю думать о таком было страшно, а тут связистик.

«…целуй»!

— Что ты, Коля? — Девушка заглянула в лицо. Рука ее оказалась на груди Николая, пальцы бережно прошлись там, где под гимнастеркой угадывался бинт. — Больно?

— Больно, — признался Николай, думая не о том, что спрашивала Валя.

— Тебе, наверное, трудно ходить? Давай сядем… Растревожил ведь рану…

— Ничего, терпимо, — ответил Николай, усаживаясь на ствол поваленной взрывом сосны. — Евгения Михайловна говорит, что, может, недельки через две выпишет… Попрошу по старому знакомству.

— А тебе не терпится?.. Пока во втором эшелоне стоим, нечего из медсанбата рваться. — Валя села рядом. Винтовку с оптическим прицелом аккуратно прислонила к сосне. — Обязательно надо первому в пекло сунуться. Войны на тебя хватит, не беспокойся. Не пряниками на передовой кормят. Знаешь ведь сам. Без нужды-то зачем под пули лезть? Я тебя в медсанбате навещать буду…

— Ребята в разведвзводе дожидаются, — улыбнулся Николай. Он почувствовал, как проходит глупая обида на неведомого связиста.

Нет, за христа ради он Валю целовать не будет. Сейчас обнимет ее, глянет в глаза, в которых дрожат и колются искринки осеннего солнца, и ощутит губы. Желанные, шершавые, единственные на свете.

Рука оказалась неожиданно тяжелой, но Николай пересилил робость. Он обнял Валю и запрокинул ее голову.

— Ты что? — недоуменно вскрикнула девушка. — Зачем ты, Коля!..

Она наклонилась, пряча лицо, и локтем надавила на повязку. Николай охнул от боли.

Ослабли руки, пот липким бисером высыпал на лбу, обмякло тело, и чернильная темнота поплыла перед глазами.

— Коля! — девичий крик был отчаянный и беспомощный. — Коленька!..

Неподатливые руки вдруг стали ласковыми и послушными. Обняли Николая, прижали к груди. Гладили по волосам, по лицу.

— Прости меня, — говорила девушка. — Больно тебе? Глупая я… Как же это я?..

Глаза ее оказались близко. Серые, как теплые летние облака. В них были страдание, радость и ласка. Николай почувствовал губы. Они приникли к нему горячо, отрешенно и беззаветно…

Потом Валя прижалась головой к его плечу.