— Может, их уже сняли с позиций? Пять дней прошло, как летуны засекли, а они и разу не выстрелили.
— Сняли, — невесело усмехнулся Петр Михайлович, провел пальцем по впалой щеке и неожиданно рассердился. — Я их, старший сержант, хребтом чую.
— Что же, они вслепую бить будут?
Барташов прошелся по комнате. В загородной вилле, где разместился штаб полка, окна были просторные, полы выложены узорным паркетом. На стенах висели гобелены и рога лосей.
— У них пристрелка в этих местах, может быть, еще месяц назад произведена… По чужой земле идем, старший сержант… Помнишь, что под Бишофсбургом было? Тоже решили, что немцы пристреляться должны, а они как ахнули… У Сиверцева целую роту как корова языком слизнула… Воевать осталось всего ничего. Обидно под немецкий снаряд попасть…
Воевать оставалось немного. Войска продолжали наступление. Брали один за другим немецкие города, покоряли ненавистную, недобрую фашистскую землю. Полыхали бои в Берлине, где из последних сил озверело защищались остатки гарнизона.
Войска Второго Белорусского фронта после выхода на побережье Балтики повернули на запад и теперь дрались в Померании, где группа армий «Висла» отчаянно пыталась задержать наступление русских на подступах к Ростоку. Подбросив с морских баз отряды моряков и тяжелую артиллерию, они создали перед наступающими огневую завесу, остановили дивизию и заставили батальоны закопаться в землю.
— Может, неделю всего и воевать осталось, — сказал полковник. — Ты не мудрствуй, Орехов. Ты узнай, где дальнобойные батареи поставлены. Надо им глотку заткнуть, а то кисло нам будет… Дня через три пойдем на штурм города. До этого срока координаты батарей должны быть у нас.
Орехов взял с собой Петухова и Попелышко. Четвертым шел радист, грузный и молчаливый парень, навьюченный рацией и батареями.
Разведчики миновали и вторую линию обороны. Затаившись в кустах, они долго смотрели на ровные линии проволочных заграждений, на бетонные строчки надолбов, стекающих с медленного пригорка, на траншеи, замаскированные ходы сообщения, по которым сновали немцы.
Орехов нанес систему обороны на карту, и группа пошла дальше.
Батарею тяжелых орудий, вскинувших в небо широкогорлые пасти, первым увидел Попелышко. В густом перелеске Юрка разглядел часового, кутающегося в шинель.
— Снять? — еле шевельнув губами, спросил он.
Орехов отрицательно качнул головой. Теперь, к концу войны, Николай стал умелым и осмотрительным разведчиком. Шумом и криком в разведке мало что сделаешь. Тише работаешь — больше толку.
— Ни к чему, — сказал Юрке Николай, когда разведчики попятились и отошли от часового. — Полежим часок и пойдем дальше тихо и спокойно. Гранатами батарею не прикончишь. Нам надо место определить и крестик на карте поставить. Потом пушкари блин сделают… На такую заразу не одну «катюшу» надо, а ты хочешь гранатами управиться.
Юрка сопел и косился на старшего сержанта, который на глазах изменился за последний месяц и чем-то стал походить на покойного Харитошкина. Во всяком случае, дотошности и въедливости у него прибавилось ровно вдвое.
Вот и сейчас старший сержант не удержался и поддел Юрку:
— Может, тебе неохота на земле лежать? Радикулит, может, опасаешься заработать?
Он приказал Юрке остаться для прикрытия радиста, а сам уполз с Петуховым к опушке, где находилась батарея.
Через час радист отстукал координаты, Орехов поставил на карте значок, и группа двинулась дальше.
ebooksa