Петухов неожиданно остановился.
— Ты чего? — спросил Орехов, озираясь по сторонам. — Чего стал?
— Весна ведь на землю пришла… В эту пору мы в деревне ребятишками бегали березовый сок собирать… Весна, а мы с тобой, как волки одичалые, крадемся.
— Помолчи, Вася, — попросил Николай. Он шатался от усталости. Ноги налились чугуном. Сердце стучало то яростно, то вдруг затихало, будто съеживалось, проткнутое мгновенной острой болью. Ныло плечо, обожженное скользнувшей пулей. Если бы можно было выпустить из рук автомат, упасть на спину под первой же сосной, рвануть завязки палатки, пуговицы на заколодевшем от пота воротнике! Если бы можно было просто так лежать на спине и смотреть в небо, на котором лебедями провисли белые облака.
— Пойдем, — Орехов отогнал минутную слабость. — Рано нам с тобой весну встречать.
Ночью миновали лес, аккуратно шагая по фосфоресцирующему огоньку компаса. Когда высветлилось на востоке небо, разведчики оказались в лощинке, заросшей рябинником. Лощинка вывела их к приметной сосне, скособоченной взрывом. Неподалеку от сосны на взгорке темнела немецкая траншея.
— Вроде выходим, — облегченно сказал Николай. — Теперь нам пустячок остался: перемахнуть через траншею, чтобы карта уцелела… Она нас с тобой, Вася, в сто раз дороже.
— Пройдем, — Петухов стоял возле куста, придерживая гибкую ветку. Не хотелось выходить из-под укрытия леса. Не хотелось ползти по полю к немецким траншеям.
Он вздохнул, облизал губы и пересилил себя.
— Пройдем, — повторил он. — Сколько раз проходили, неужели сейчас не осилим?
Укрывшись в рябиннике, разведчики часа полтора наблюдали за окрестностями.
Утро было ясное и неподвижное. Тлели в низинах туманные дымки, голубело небо. Осторожно и нехотя, словно пробуждаясь ото сна, шелестели листья. Попискивала какая-то пичуга, и в болотистой лощинке негромко скрипел коростель.
Холодные линзы бинокля скользили по воронкам, по мягкой зелени полей, по взлобкам с распушившимися кустами, по брустверам траншеи, наискось пересекавшей поле. Задерживались на пупырчатых накатах блиндажей, обшаривали ходы сообщения, выискивали пулеметные гнезда и угадывали серый бетон дотов.
Орехов обстоятельно и настойчиво искал крохотную щелку, которая нужна была разведчикам, чтобы проскочить передний край.
Бинокль скользнул левее, и Николай увидел десяток солдат, которые расхаживали в рост по неглубокой траншее и укладывали ранцы, открыто поставив их на бруствере.
«Драпать собираются», — усмехнулся старший сержант. Правильно делают. Удирать все равно придется, так пусть хоть ранец будет собран. Вскинул его на плечи и чеши напрямик до дома. Барахлишко после войны пригодится. Немцам тоже довелось по горлышко войны хлебнуть. Немало ихних городов пожгли, деревень в прах разбили…
Странно было только, что немцы, собирающиеся удирать, находились в хорошем настроении. Они оживленно разговаривали, курили, помогали друг другу, хлопали по плечам.
По ходу сообщения шел офицер. Шел во весь рост, был виден по грудь. В бинокль Николай рассмотрел нашивки на мундире, Железный крест и витые погоны, сухой профиль и пилотку, натянутую на лоб.
«Сейчас он этим воякам перо вставит», — подумал Николай, разглядывая возню солдат, укладывавших барахло в ранцы.
Но тут произошло такое, что привело Орехова в совершенное недоумение. Бинокль бесстрастно и точно показал, как офицер приветливо поздоровался с солдатами, уселся на бруствер, закурил сигарету и начал какой-то разговор. Солдаты отвечали ему, продолжая укладывать ранцы. При командире они откровенно готовились к бегству в случае наступления русских. «Чертовщина какая-то», — удивился Николай и передал бинокль Петухову. Тот долго смотрел, растерянно чмокал губами и даже почесал один грязный сапог о другой.
ebooksa