Потом была победа

Синие струйки дыма таяли в морозном воздухе. Возле наших ног лежал убитый песец. Тонкая красная льдинка замерзла на оскаленной пасти.

Когда Яртико поднялся с нарт и взял в руки хорей, я пригласил его заехать к нам на зимовку.

Он посмотрел на меня в упор настороженными глазами. Припухшие от ветра веки часто мигали.

— Нет, Захар, не поеду на зимовку, — сказал мне Яртико и, помолчав немного, тихо добавил: — Начальник — худой человек.

Вот и все, что мне удалось узнать. Опершись на лыжные палки, я глядел вслед нартам Яртико до тех пор, пока они не скрылись за увалом.

«Худой человек» — это в тундре не шутка. Зря не скажут.

Всю обратную дорогу я ломал себе голову, пытаясь сообразить, что же произошло между начальником и Яртико.

Я мог, конечно, прямо спросить об этом у Геннадия Львовича. Когда живешь вдвоем на краю света, в этих делах церемониться нечего. Но я знал наверняка, что ответ Геннадия Львовича только запутает меня.

Поэтому я стал чаще бродить по тундре, надеясь снова встретить Яртико. Несколько раз я видел следы его нарт у «верблюдов», в лощине у озера. Ближе пяти километров к зимовке они не подходили. Яртико явно избегал нас.

Однажды, когда я пошел на охоту, километрах в двух от зимовки у лыжи лопнул ремень. Выругавшись с досады, я кое-как связал его и повернул обратно.

Когда я открыл дверь, меня встретили испуганные глаза Геннадия Львовича. Он попятился к своей кровати и расставил руки, стараясь загородить от меня то, что лежало на зеленом одеяле из верблюжьей шерсти.

На полу стоял объемистый чемодан начальника с откинутой крышкой. На кровати, на стульях, на низеньком шкафчике я увидел разложенные меха. Шкурки песцов, похожие на свежевыпавший снег, свешивали пышные хвосты с верблюжьего одеяла, меха были перекинуты через спинку стула, мягкой грудой сложены на шкафу. Лишь три недопеска, самолично добытые Геннадием Львовичем на охоте, были брошены на пол возле кровати.

Криво улыбаясь, начальник опустил растопыренные руки и пошел ко мне. Я заметил, как его глаза метнулись по стене, где висела охотничья винтовка.

Я положил руку на приклад своего ружья и на всякий случай так поправил его, что дуло стало смотреть на Геннадия Львовича.

Начальник остановился. В горле его что-то заскрипело, словно там терлись друг о друга сухие голыши. Я догадался, что Геннадий Львович смеется.

— Удивлен? — спросил он, усаживаясь к столу.

Глаза его не смеялись. Геннадий Львович смотрел на меня со страхом и ненавистью, словно тундровый волк, угодивший в капкан.

— Где вы взяли эти меха? — спросил я, хотя вопрос был явно лишним.

На кровати лежал голубой песец. Тот самый, которого Яртико хотел подарить врачу.

— Достал у охотников. — Геннадий Львович безуспешно пытался взять себя в руки. Глаза его бегали по сторонам.