— Что ж, у нас Страна Советов: говорите!
— Подпишите то, о чём мы вас просим, а я со своей стороны даю обещание, что об этой бумаге никто не узнает!
— Как никто? А вы? А тот следователь?
— Истомин? Он НИЧЕГО не узнает! А я… я буду ЕДИНСТВЕННЫМ, кто будет знать, но никто более, это я вам гарантирую. Даю слово советского офицера!
— Это, конечно же, весомое слово, особенно в нашей стране, но есть ещё один человек, который будет знать об этой бумаге…
— Кто? — нахмурился тот.
— Был уверен, что вы поймете: это я сам! И поверьте, если я подпишу то, что вы мне предлагаете, то навсегда потеряю уважение к самому себе!
— Все это самой настоящей воды софистика! — В его голосе почувствовалось явное раздражение.
— Для вас это, может быть, и софистика, а для меня — моя жизнь, которую хочется прожить с уважением к самому себе!
Подполковник долго молча смотрел на меня в упор, словно пытаясь что-то понять, потом глубоко вздохнул:
— Это ваше окончательное решение?
— Уверен, что да!
— Мне жаль, что у нас не получилось разговора, но я уважаю ваше решение… — Снова помолчал, потом ещё раз повторил: — Очень жаль… — Встал, направился к выходу, но перед самой дверью остановился. — Одно из двух: либо вы когда-нибудь пожалеете о своём выборе, либо когда-нибудь я пожалею… — как бы про себя проговорил он и вышел…
После ухода подполковника вернулись мои «Весёлые мальчики», и на этот раз они, нисколько не стесняясь, едва ли не всю дорогу до седьмого отделения от всей души «молодили» мои бока и, довольно помятого, бросили в небольшую камеру КПЗ. Кроме описанной ранее «сцены», ничего в ней не было и никого ко мне не вбрасывали.
Более суток меня никуда не дергали, и я с надеждой ждал, что меня вот-вот освободят, стоит только моим соседям дозвониться до моего консультанта, Заместителя Министра МВД СССР генерал-лейтенанта П.А. Олейника.
Откуда мне было знать, что Петру Александровичу в то время было действительно вовсе не до меня: сначала он хоронил жену, погибшую в автокатастрофе, а потом его отправили в отставку…
Тогда, сидя в КПЗ и не имея никакой информации, я едва не сломал себе мозги, пытаясь проанализировать всевозможные варианты. И всё надеялся и ждал, что вот-вот закончится этот кошмар.
Вы знаете, что в подобной ситуации самое страшное — НЕИЗВЕСТНОСТЬ!..
Люди, имеющие служебное, деловое отношение к чужому страданию, например Судьи, милиция, сотрудники Органов, врачи, с течением времени в силу привычки закаляются до такой степени, что хотели бы, да не могут относиться к своим клиентам иначе как формально.
В этом смысле они ничем не отличаются от мужика, который на бойне режет баранов и не замечает их крови, их физических страданий.
ebooksa